Юрий Устин - Лабиринты свободы

Томаш в первые дни плавания не знал, чем заняться. Он брался помогать матросам выполнять хоть какую-нибудь работу, не требующую особых навыков моряка. За эти качества вся команда корабля приняла его в свою компанию и приглашала на вечерние развлечения в виде танцев на палубе под дудки и барабаны или игр в кости. А по вечерам, когда на судне всё затихало, Томаш с грустью вспоминал Гриппи.

Он почему-то скучал без чернокожего друга. Костюшко, так же, как и Томашу, предоставил ему право выбора: остаться в Америке или уехать в Европу. Гриппи выбрал первый вариант. После отплытия судна, на котором Костюшко с Томашем возвращались на родину, слуга ещё долго стоял на берегу, пока корабль не скрылся за горизонтом. Потом большой и добрый чернокожий человек медленно побрёл к своему новому дому, который перед расставанием купил ему его прежний хозяин.

Костюшко открыл глаза, и сразу солнечные лучи ослепили его, радуясь, что наконец-то до брались до его зрачков. Когда глаза привыкли к яркому полуденному солнцу, Костюшко раскрыл книгу Томаса Мора «Утопия» и продолжил чтение, прерванное им на несколько минут для отдыха его уставшим глазам. Эта была одна из многих книг, которые Костюшко загрузил с собой на корабль. Изучая работы различных известных философов, начиная с древних времён, он заметил закономерность повторяющихся исторических событий, отличающихся друг от друга лишь своими сценариями, действующими лицами и временем происходящего. При этом Костюшко сделал для себя выводы, что если взять на вооружение основные принципы развития исторических процессов, то в будущем можно избежать многих ошибок, которые также повторяются известными личностями, оставившими свой след в мировой истории.

Костюшко ещё раз убедился в правильности своих выводов, изучив работу Никколо Макиавелли «Государь», в которой автор подробно расписывал некоторые принципы государственного устройства и правления, методы захвата власти и способы её удержания за собой, лишая конкурентов возможности занять своё место. Эти общие принципы могли быть применимы для любого времени в различных странах, если там созданы исторически соответствующие предпосылки и условия.

«Только республиканская форма правления, только демократическое устройство государства смогут свести на нет попытки установления в стране диктатуры одного человека и деспотизм. В то же время можно допустить создание сильного государства (республиканского, но с существенным ограничением монархической власти), опирающегося на поддержку народа», — размышлял Костюшко, прочитав очередную главу произведения известного итальянца. Обдумывая прочитанное, он с чем-то соглашался, а что-то не принимал для себя даже для обсуждения (например, замечания Макиавелли о необходимости «беспощадных решений» для достижения поставленных правителем целей).

Здесь, на этом корабле, оставаясь один на один со своими мыслями, когда его никто не тревожил, Костюшко впервые за восемь лет позволил себе расслабиться и «переключить» свои мозги с войны на мысли более мирные. Обустройство государства, где не существует диктатуры, где народ принимает участие в жизни своей страны через своих выборных представителей, уже не представлялось Костюшко таким утопичным, как это могло бы казаться во времена Томаса Мора. Внутри этого государства само общество должно «созреть», чтобы принять новые для себя условия жизни без монархов. А если с ними, то эти венценосные особы должны быть под контролем народа через тех же своих представителей. Соответственно, необходимо изменить законы и научить народ их правильно понимать и исполнять.

Много всяких мыслей роилось в голове американского генерала Костюшко, который в душе давно был республиканцем и воспринимал монархию как что-то устаревшее и отживающее свой век. Прожив в Америке восемь лет, он увидел своими глазами, что государство может быть создано и функционировать без монархических династий. А за основу закона своей страны необходимо взять лучшее из законодательства различных государств. Костюшко мысленно уже представлял, как можно применить американский опыт в Речи Посполитой. Однако вспомнив польские сеймы и сеймики, вспомнив слова Вашингтона во время их последней встречи, Костюшко невольно нахмурился. Да, Вашингтон был прав: Соединённые Штаты и Англия — это не Речь Посполитая и не Россия с Пруссией и Австрией. Соединённые Штаты — это особый случай в истории, но ведь он может повториться в каком-нибудь другом месте, если там будут созданы похожие условия.

Размышления Костюшко были прерваны торжествующими криками матросов, вытаскивающих на палубу большую акулу, которую им удалось выловить на приманку. Огромная туша самого опасного морского хищника ещё дёргалась в предсмертных конвульсиях после полученного ею удара топором по голове. Не дожидаясь, пока акула полностью перестанет агонизировать, один из матросов тем же топором раскроил ей брюхо, очищая его от внутренностей.

Костюшко неприятно было это зрелище. Насмотревшись крови и смертей на войне, он с неприязненностью относился к любым картинам жестокости, даже если это касалось не людей, а любого живого существа. Даже будучи человеком, прошедшим суровые испытания военного времени, в душе Костюшко оставался сентиментальным и мирным человеком, которому было чуждо всякое насилие. Но сентиментальность и миролюбие отходили в сторону, если вопрос касался защиты чести и достоинства человека, свободы и независимости народа. Все эти качества странным образом уживались в Костюшко и поэтому периодически вызывали удивление и в то же время уважение даже у его противников.

Каждый вечер на закате дня, когда солнце скрывалось за горизонтом, стоящий за штурвалом матрос мог видеть перед собой странного генерала. Он подолгу стоял, широко расставив ноги, на палубе и сосредоточенно смотрел в сторону заходящего солнца. Костюшко нравилось наблюдать картину вечерней зари и розовеющего небосклона, плавного перехода дня в ночь. Тогда в его душе просыпался художник, который зародился в нём при посещении уроков в академии искусств ещё во время учёбы в Париже. Как это было давно... В такие минуты ему хотелось взять мольберт и запечатлеть всю прелесть природного явления, остановив это чудное мгновение на холсте.

В один из таких вечеров к Костюшко осторожно подошёл Томаш и тихо встал рядом. Наконец Костюшко оторвался от созерцания заката и обратил на него внимание. Не оборачиваясь, продолжая смотреть куда-то вдаль, он спросил:

— Что-то случилось?

— Мне матросы сказали, что скоро прибудем в Лориан. Прикажете собирать вещи?

Костюшко задумался. Вот и всё, заканчивается плавание, и их ждёт новая жизнь в новых условиях, новые события и новые люди. Кто они, какие они? Кто их встретит? А ведь кто-то и не примет... Да, судьба... Она опять делает крутой поворот, а что ждёт их за этим поворотом?