Борис Павленок - Преданный и проданный

Нот, как известно, герр Питер не знал, хотя слухом обладал вовсе не плохим. Вот и сейчас он абсолютно верно, не выпадая из тона, следовал за клавикордом, у которого сидела Лизка. Играли Скарлатти, модного при дворе Елизаветы.

На одном из поворотов тонкой мелодии скрипач споткнулся, Воронцова подняла руку и сказала:

— Не так, не так, герр Питер. Вот послушайте... — Она повторила всю фразу и пригласила: — А теперь, пожалуйста, со мной.

Пётр, что называется, с лета попал в лад и уверенно пошёл за клавикордом, пытаясь расцветить и углубить мелодию. Лизка, отведя глаза от нот, посмотрела на него, поощряюще улыбнулась, отчего лицо её неприятно расползлось. Весь двор Елизаветы недоумевал: и чего только он нашёл в этой круглолицей, с расплывшимися чертами, короткошеей, грузной телке? К тому же, как говорят «источники», от неё «дурно пахло».

А он между тем, смутясь, сбился с тона и невпопад спросил:

— Хорошо?

— Превосходно, ваше высочество, — слукавила Лизка.

— Для вас я Питер... просто Питер.

— Да, герр Питер... Питер... Вот только это место. — Она склонилась над клавишами.

Питер, зашедший сзади, тоже склонился, но не над клавишами, а над Лизкой. Она, уловив его дыхание, глянула снизу вверх ожидающе. Пётр переложил смычок из правой руки в левую. Лизка опустила глаза к нотам, поймала ладонь великого князя и направила её по знакомому пути — в вырез своего платья. Пётр, мурлыча, приник грудью к Лизкиным плечам и вдруг изумлённо вздёрнул брови, нащупав нечто необычное в тайниках пышной груди.

— О Лизхен, о майне либен Лизхен... — В его руке был оловянный солдатик.

Пётр обхватил мощное тело подруги, будто намереваясь поднять на руки, но, увы, ноша была не по нему, и он сполз к ней на колени, ловя её губы.

Намиловавшись, они присели к столику, сервированному для дружеской беседы, Пётр разлил вино.

— Прозит!

— Прозит!

Екатерина вошла в предшествовавшую салону комнату. В кресле, откинувшись и блаженно улыбаясь, дремал оберкамергер и наставник великого князя Чоглоков. Перед ним на столике светилась золотистым вином полупустая бутылка.

Бесшумно миновав стража, потерявшего бдительность, она открыла дверь в салон в тот миг, когда Пётр, сидя на полу с Лизкой, расставлял солдатиков, которых она подавала ему, вытаскивая из ридикюля. Они были настолько увлечены игрой — расстановка войск сопровождалась поцелуями: солдат в строй — поцелуй, ещё один в строй — снова поцелуй, — что не заметили Екатерину. Она, подойдя, произнесла холодно и ровно:

— Пардон.

— Ах!.. — Лизка вскочила, оправляя юбки. А Пётр так и остался сидеть, глядя исподлобья на жену, словно ребёнок, которого хотят оторвать от любимой игры.

— Может быть, вы встанете, если не перед женой, то хотя бы перед дамой, — она указала на Лизку.

Пётр нехотя поднялся, угрюмо буркнул:

— Вас учили стучаться, когда входите в комнату?

— Я в собственных покоях, — не отозвалась на раздражение Екатерина. — И к тому же не знала, что вы музицируете... Вам не кажется, сударыня, что вы здесь лишняя?

— Если его императорское высочество отпускает, могу уйти.

— Нет! — рявкнул Пётр.

— Тогда уйду я, — сказала Екатерина. — Когда освободитесь, будьте добры заглянуть ко мне, князь. — Екатерина величественно, так, что и ленты на волосах не колыхнулись, выплыла из салона.

Пётр, чувствуя неловкость момента, сделал шаг вслед, затем шагнул к Лизке, кинулся за скрипкой, зачем-то крутнул колок. Со звоном лопнула струна.

— Э, доннер-веттер... чёрт побирай...

Лизка обеспокоенно следила за своим талантом.

Строй солдатиков на ковре порушился, иные упали.

Пётр облачился в халат, осмотрел себя в зеркало, изобразил несколько гримас, улыбнулся, убрал улыбку, сделал другую, словно бы подбирая подходящую. Потянул за сонетку звонка. Вошёл Чоглоков, он был, как всегда, навеселе:

— Там... э... камердинер отсутствует, может, я... э... смогу быть полезен?

— А я и хотел попросить именно вас. Пригласите её высочество. — Пётр как будто невзначай выставил кривую голую ногу из-под халата.

— Понимаю... э... понимаю, — осклабился Чоглоков и, стараясь держаться прямо, пошёл, по-строевому печатая шаг.

Когда за обер-камергером закрылась дверь, Пётр передвинул кресло так, чтобы видеть себя, и принялся усаживаться, выбирая наиболее эффектную позу. Открылась дверь, но не та, которая ведёт в покои княгини, а снова из коридора.

Вернулся Чоглоков и, подойдя на положенную дистанцию, смущённо развёл руками:

— Не идут-с... Сказались... э... больной.

— Как больной? За час до того здорова была.

— Больна. — Чоглоков сочувственно склонил голову. — Моя... э... супруга доложила, что у них женские... э... регулярные неприятности.

— Что значит неприятности? Выдумки все, выдумки. По дворцу шастать да подглядывать здорова, а... — Пётр забегал по комнате, Чоглоков как заведённый поворачивался вслед. — Выдумки все, хитрости...

— Истинно так, хитрости, — подтвердил Чоглоков. — Моя тоже насчёт этих регулярностей, а я... э... бац! — и всё... Никаких регулярностей. Каждый год по дитяти... э... слава Богу.

— Явится, сейчас явится, — хихикнул Пётр, беря скрипку. — А вы ступайте. Значит, бац — и никаких регулярностей, так? А?

— Так точно, — раздвинул в охальной улыбке рот новый наставник великого князя.

Пётр с мстительной гримасой идиота посмотрел на дверь, ведущую в женину спальню, и принялся терзать струны инструмента. Результат не замедлил сказаться: Екатерина вошла в спальню. Вопреки ожиданиям лицо её было спокойным и приветливым.

— Вас не раздражает моя игра? — любезно осведомился Пётр.

— Напротив, я рада, когда вы в лирическом расположении духа... Вы меня хотели видеть, Питер?

— Но вы же больны...

— Для вас, мой муж, я всегда здорова. Я уже была в постели, когда...

— Но Чоглоков...

— Я ваша жена, и чтобы видеть меня, вовсе не обязательно посылать за мной этого болвана. Я жду вас и готова явиться по первому зову.

Пётр растерялся, как это бывало всегда, когда он не понимал жену, и быстро забегал по комнате. Екатерина шлёпала следом босыми ступнями, развевалась лёгкая шаль, которую она накинула на пеньюар. Наряд был не случаен — муж вниманием не баловал, а царицына инструкция требовала: завлекай. Пётр резко остановился, Екатерина — случайно, нет ли — оказалась почти в его объятиях. Он смущённо пробормотал:

— Я хотел... нынче днём, Като, понимаешь... Лизка Воронцова... Поверь мне... Ты вошла так внезапно...

— Лизка? О, Питер, неужели ты думаешь, что я... О Боже, и как такое в голову могло прийти? Ревновать к этому куску говядины? У тебя такой утончённый вкус, и я вовсе не намерена сковывать твою свободу. А игра в солдатики — да играй, коль душе угодно.