Борис Павленок - Преданный и проданный

— Пустяки, суесловие... О троне и речи нет. — Он подозрительно посмотрел на Волкова. — Кто тебя настраивает? Я, один я могу решить судьбу Безымянного!

— Я по долгу службы, Ваше Величество, — склонился в поклоне Волков, — предостеречь обязан.

А «дерзостная рука» в тот самый миг сжимала руку Поликсены.

— Так вот твоя тайна!.. — Мирович задыхался от любви, собственной решимости и смелости. — Я, Полинька, моя шпага, горстка храбрецов... мы освободим узника, возведём его на престол!

Полина с сомнением посмотрела на бывшего жениха.

— На тебя же возложено поручение государя с негоциями о мире ехать, — покачала она головой.

Мирович вскочил, горячо зашагал по комнате.

— Я выполню, вернусь, припаду к стопам...

Поликсена поймала его за руку, притянула к себе. Он, упав перед ней на колени, прижался пылающим лицом к её ногам. Она прохладными руками приподняла его голову, заставила посмотреть на себя. В её глазах плескалась тревога.

— Охолонись, Васенька! Я уже жалею, что открылась тебе. При твоей горячности... — Взгляд её сделался строгим. — А дело-то ведь такое, что спокойствия требует.

— Обещаю тебе, Полинька, — шептал Мирович, — обещаю тебе, что ни единым жестом, ни единым словом не открою тайну. Клянусь любовью нашей без совета с тобой и шага не сделать... — Он привлёк её к себе, прикоснулся губами к её яркому и прохладному рту.

И уже возле самых губ его еле слышно прошептали её губы:

— Ещё раз говорю тебе: один неверный шаг — и плаха...

Покидая крепость, Пётр вдруг остановился возле самых ворот обернулся к Унгерну.

— Завтра же вызвать этого офицера.

— Мировича?

— Да, да, Мировича. И услать куда подальше, да пусть пробудет в отъезде подольше. Негоже, чтоб шатался по гостиным Петербурга и рассказывал о встрече с царём да где и как виделись... — Пётр снова сморщился. — Бедный принц, из ума нейдёт... — Потряс головой, посмотрел на сопровождающих: — Господа, а где же, сделав важный визит, мы выкурим нашу солдатскую трубочку?

— На почте всё готово, Ваше Императорское Величество. — Следуя за Петром, принц Георг подошёл к обледеневшим каменным ступеням. Нерешительно посмотрев вниз, поискал глазами вокруг себя. Ординарец — Потёмкин — мгновенно оказался рядом:

— Тут скользко, Ваше Величество, позвольте помочь.

Григорий подставил руку, принц опёрся на неё, но, ступая в своих негнущихся ботфортах, поскользнулся и, нелепо замахав руками, едва не упал. Выпрастываясь из объятий подхватившего его Потёмкина, со злостью влепил ему пощёчину.

— Ферфлюхте руссише швайн!

Потёмкин, сверкнув глазами и сжав зубы, молча, истуканом снёс экзекуцию.

А по камере, рыдая и смеясь одновременно бегал несчастный узник. На полу россыпью валялись сокровища.

В карете с изрядно выпившим Петром ехали Корф и Волков. Волков, откинувшись в угол, делал вид, что дремлет, а Корф поддерживал разговор — вино и ему развязало язык.

— А ведаете, Ваше Величество, что Шванвич, поколечивший Алехана Орлова, вновь появился в Петербурге?

Пётр фыркнул:

— Трус он и фанфарон, твой Шванвич, чего скрываться? Не под суд — я бы ему руку пожал, чтоб и Гришку калекой сделал... Подумаешь, харю подпортил. Гришку-жеребца вообще кое от чего надо бы избавить... — Он заржал. — Ну да всему свой час, и с Гришкой и с жёнушкой расправлюсь.

— Веду реестр её прегрешениям, Ваше Величество, — угодливо поддакнул Корф. — Всё, как есть, по ведомостям расписано, и отечественные таланты, и иноземные... Расписано и пронумеровано, предъявим в любой момент.

Император нехорошо оживился, наклонился, таинственно тараща глаза, к собутыльнику:

— У меня, барон, и проектец имеется... Свет ахнет! Даёшь слово молчать?

— Их швере... Айн ворт, айн манн! — поклялся Корф. — Слово мужчины, как говорят русские.

— В мае... — начал Пётр, — нет, в июне возьму я Иванушку из крепости в Петербург, обвенчаю с дочкой дяди моего принцессой Голштейнбекской и прокламирую как своего наследника!

Это ошеломило даже пьяного Корфа.

— А государыня, а ваш сын? — пролепетал он.

Лицо императора перекосило ненавистью.

— Майне либе фрау я постригу в монахини, как сделал мой великий дед со своей первой женой, — пусть кается да грехи отмаливает. А сына её приблудного в каземат заточу на место Иванушки...

У притворяющегося спящим Волкова дёрнулось лицо.

Корф испуганно зашептал:

— Чтоб с того не вышла гибель для государства и для вас самих, майн либер Питер... Вы ведь ещё коронацию не совершили.

— С этим успеется, — беспечно махнул рукой Пётр. — Сперва Лизхен под венец поставлю... — Он вдруг встревоженно посмотрел на барона: — Или трусишь сделать этот маленький мятеж? Будешь мне верен?

Вмиг протрезвевшего Корфа трясло, как в ознобе. Он пробормотал, тоскливо покосившись в окно:

— Герр Питер, мы, как говорят в России, одной верёвкой повязаны...

Слышавший всё до последнего слова Волков покрепче вжался в угол кареты.

Григорий Орлов, пробираясь в спальню Екатерины своим тайным ходом, чувствовал себя, так сказать, не в своей тарелке. Ибо, хотя он давно считал императрицу не то чтоб совсем уж женой, но как бы наречённой, стеснялся являться к ней после загула — уж больно не любила она пьяных.

Вот и в этот раз, прежде чем нырнуть к спящей Екатерине под одеяло, он потёр голые ступни одна о другую, угодливо хихикнул. Екатерина, не открывая глаз, сквозь сон буркнула:

— Опять винищем несёт...

— А ты всё спишь, машер... — Он пошарил рукой под одеялом, почувствовал, что она лежит обнажённая, приободрился: — Спи, спи, только смотри, как бы не проспать чего главного.

— Не мешай, — отвернулась от него Екатерина, — я правда спать хочу... Нынче работала допоздна.

Обняв её сзади и прижимаясь к ней всем своим могучим телом, Григорий продолжал:

— Я тебе, Като, такое скажу, что сон враз пропадёт. Таа-кое...

— Ну? — Она нехотя повернула голову.

— За картишками сидели нынче, — начал Орлов. — И понтировал со мной офицеришко один из худородных с Украины, Мирович, не слыхала такого? — Он завистливо хмыкнул: — Удачлив, шельма, обчистил меня, ободрал, как лозу на лапти...

— Всё равно ни копейки не дам, у самой нету, — враз потеряла интерес Екатерина.

— Я не про то... Посидели потом у Дрезденши за вином и шумнули почти весь его выигрыш...

— То есть твои деньги?

Гришка осуждающе посмотрел на Екатерину:

— Ну, ты всё о деньгах да о деньгах, я про другое... Проболтался он по пьяному делу, что повстречал нынче его императорское величество — не поверишь где — в Шлиссельбургской крепости. Посетил известную вам персону — принца Иванушку.

— Ну и что? — не пошевелившись, равнодушно отозвалась Екатерина.