Александр Красницкий - В пасти Дракона

Разом все уверились, что Сеймур уже у ворот Пекина; и, стало быть, всякая опасность миновала.

Группа серьёзных и важных дипломатов теперь уже толковала совсем о другом. На Сеймура они не особенно надеялись. Мало того, дипломатам было уже известно, что он «застрял» на пути. Зато послами была получена весть, в точности которой никто из них не сомневался. Через перебежчиков-китайцев пришло уведомление, что русский двухтысячный отряд под командой полковника Анисимова высадился в Таку и следом за отрядом Сеймура идёт на Пекин.

В том, что русским героям этот поход удастся, сомнений не было. Что Сеймур застрял в своей поездке, попятно было всем — нельзя же было в самом деле английскому лорду ехать по железной дороге, когда сняты были рельсы. Но что же могли значить для русских орлов каких-то полтораста вёрст, отделявших устье Пей-хо от столицы Поднебесной империи? Три-четыре дневных перехода — и только.

Представитель Японии, едва только пришло известие, немедленно заговорил о том, что и его правительство пришлёт отряд такой же численности. Возбудился уже вопрос, как разместить столь большое число людей... Начали пересчитывать более или менее удобные помещения, спорить о продовольствии для солдат, а когда эти вопросы были исчерпаны, принялись решать судьбу Поднебесной империи, как будто она была уже завоёвана и великому народу можно было предписывать свои условия, распоряжаться им согласно не его воле, а своему желанию. Исполнялась в лицах старинная присказка: делили шкуру медведя, который не был ещё убит...

— Всё центральное управление мы должны изменить коренным образом! — совершенно серьёзно говорили дипломаты [49] Дневник Д. Д. Покатилова от 3-го нюня. . — Иначе никогда не будет порядка!

— Прежде всего должна быть совершенно отстранена от власти эта Тце-Хси... Вот первое дело.

— Но как же поступить с богдыханом?

— Очень просто...

— Как же?

— Известно, что Куанг-Сю болезнен и слабоволен. Таким образом, он должен быть взят под опеку...

— Регентство?

— Хотя бы и регентство!

— Но кто же будет регентом?

— Кто? Конечно, князь Цин...

— Я на это не могу согласиться! — последовало возражение одного из дипломатов. — Я никогда не допущу, чтобы Цин стал регентом.

— У вас, вероятно, имеется в виду свой кандидат?

— О да... Юн-Ши-Кай!

— Шандунский губернатор?

— Да, он!..

— На это я не могу согласиться.

— И я, и мы! Это противоречит всем нашим интересам... Вы тогда будете пользоваться исключительным влиянием.

— Есть ещё достойный, это — Нэ-Ши-Чен, генерал лучших войск. Он — самый подходящий регент...

— Нет, я стою за Юн-Ши-Кая!

Споры в этом духе продолжались ещё долго; о собственном опасном положении никто из дипломатов и не думал.

Вдруг страшный вой уже не сотен, а десятков тысяч хриплых голосов разом нарушил зловещую тишину над Пекином. Все вздрогнули. Многие побледнели. Невольная дрожь пробежала кое у кого по телу...

Но ещё несколько мгновений царила тишина.

Прошли эти мгновения, и вся столица Поднебесной империи озарилась колоссальным заревом. Казалось, загорелся весь Китайский город...

Такого пожара ещё не было ни разу с того дня, когда началось народное волнение.

Недаром примолкли боксёры. Едва только наступила ночь, они разом подожгли все лавки китайского Пекина, где были иноземные товары. Не разбирали, свой ли, чужой ли торговал в такой лавке. Достаточно было заметить несколько европейских вещиц, и участь здания решалась моментально. Его поджигали со всем, что в нём находилось.

— Кто верный, пусть придёт за талисманом, — объявляли боксёры всем купцам торгового квартала. — Дома и магазины изменников обречены на гибель, но верным бояться нечего... Пламя не тронет их имущества, так вещают вышедшие из пещер духи.

И в самом деле боксёры или, вернее, пекинские нищие от их имени раздавали за плату заклинательные надписи, которые должны были предохранять от пожара те здания, на воротах которых они будут приклеены... Все остальные были подожжены, и Пекин пылал. Более трёх тысяч домов, двадцать банков, бесчисленное множество лавок в торговом квартале были объяты огнём.

Зрелище с маньчжурской стены открывалось величественное. Вряд ли кто из стоявших на ней видел прежде что-либо подобное. Пламя уже не отдельными столбами, а сплошной массой поднималось к небу. Ярко-багровые тучи так и расплывались на всём огромном пространстве столицы. Было светло, как днём. Даже окрестности Пекина были видны на много вёрст в окружности.

— Безумцы! — твердил пришедший в негодование Раулинссон. — Что они делают! Что они хотят доказать этим? Кому они приносят вред? Самим себе только...

Русские, тоже бывшие на стене, молчали. Они припоминали пожар Москвы в великую Отечественную войну. И там так же поднявшийся на дерзких до наглости пришельцев народ без сожаления жёг свои жилища. И там так же со стен Кремля глядели на огненное море с тоской, тревогой и негодованием те, кто осмелился пойти против народа, против дорогих ему заветов старины. Русские понимали всё значение, всю сущность открывавшейся перед ними ужасной, но всё-таки грандиозной картины...

— Посмотрите, эти негодяи не дают гасить пламя! — слышались голоса.

В самом деле, не только боксёры, но солдаты и полицейские силой прогоняли тех, кто пытался бороться с пламенем, заливая его водой.

Пожар становился всё сильнее. Ветер нёс громадные тучи дыма к северу, и они гигантским ковром расстилались над Императорским городом. Огненные языки лизали и маньчжурскую стену.

Крик ужаса раздался среди европейцев...

Вспыхнули ворота Цын-Минь, в ближайшем соседстве с Посольской улицей.

— Огонь перейдёт и в наш квартал, сгорим и мы!.. — слышались тревожные восклицания.

Вдруг снизу, с Посольской улицы, донёсся отчаянный крик:

— Пожар! Горим!

Пользуясь суматохой, несколько боксёров подобрались к небольшим воротам Пай-Лоу, запирающим западную часть Посольской! улицы, и ловко подожгли их.

Теперь уже опасность непосредственно грозила всему европейскому кварталу. С ворот огонь свободно мог перейти на лёгкие строения, и тогда вся Посольская улица рисковала в несколько минут стать жертвой пламени.

К счастью для европейцев, этого не случилось. Моряки сумели очень быстро затушить огонь, и замысел боксёров не удался.

Целую ночь и утро продолжался этот грандиозный пожар... Выгорела огромная площадь, китайский Пекин превратился в груду тлеющих досок, брёвен, балок. Пепелище дымилось и, когда настал день, распространяло вокруг себя угарный смрад.

Европейцы, всё ещё питавшие надежду на Сеймура, понурили головы...

Да, их положение становилось весьма затруднительным. Опасность возросла с тех пор, как к скопищам боксёров и черни примкнули солдаты правительства.