Александр Красницкий - В тумане тысячелетия

На радостях даже о Велемире оба позабыли. Только когда прошли первые восторги, на голову старого жреца так и посыпались проклятия, причём в этом никто из норманнов не уступал друг другу.

Нечего говорить, что и остальные ярлы и дружинники примкнули к ликованию старых друзей и вместе со Стемидом радовались возвращению Рулава, которого все они давно уже считали погибшим.

За общим ликованием они и не заметили озабоченного лица Гостомысла.

Новгородский посадник прекрасно понимал, что ему придётся повести из-за Святогора с Велемиром борьбу — причём борьбу не на живот, а на смерть.

Трудно было предположить, чтобы хищный жрец Перуна легко отказался от своей жертвы. Уже ради сохранения одного только своего достоинства должен был он потребовать казни Святогора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно спасение Святогора будет известно всем, и тогда-то Велемир, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним.

Всею душой любил новгородский посадник своего племянника, но было ещё нечто другое, что для него являлось, пожалуй, самым дорогим на свете.

Это «нечто» была власть.

Не для себя он берег её, не для себя её жаждал. Нет, мудрый Гостомысл готовил будущее для своего любимого внука Избора. Ради него он и дорожил этой достигнутой властью и не задумался бы, чтобы только сохранить её в своих руках, пожертвовать всем на свете, даже Святогором.

Но всё-таки родственное чувство заставляло его искать средства для спасения племянника. Гостомысл изощрял свой ум, чтобы отыскать такое средство, и наконец ему показалось, что он нашёл его.

«И чего лучше! Норманны скоро уходят. Старый Бела всегда был моим другом. Он не откажется приютить Святогора! — мелькнуло в голове Гостомысла. — А там будет видно!»

Мгновенно составился план, и Гостомысл сейчас же приступил к его исполнению.

Прежде всего он сообщил свою мысль Стемиду, и тот пришёл в восторг, когда услыхал предложение Гостомысла взять Святогора с собой в далёкую Скандинавию.

— Только не пойдёт он! — с грустью покачал головой ярл.

— Почему?

— Сам знаешь, не раз мы звали его... Всегда он отказывался.

— Это прежде было. А теперь Святогор поймёт, что оставаться на Ильмене ему нельзя.

— Хорошо, если бы так!

— Об этом не беспокойся, я сам уговорю его.

Норманнам, почти уже приготовившимся к отправлению в далёкий путь, снова пришлось отложить отъезд. Рана Святогора не была смертельна, но кровотечение весьма ослабило его, и силы юноши восстанавливались медленно.

— Ты должен уйти с Фарлафом, — объявил Святогору дядя, когда юноша оправился настолько, что потрясение не могло вредно подействовать на него. — Ты сам понимаешь, что здесь тебе не сносить головы.

— Уйти? Нет! — упрямо отвечал Святогор. — Я не оставлю Любушу.

— Забудь о ней! — настаивал Гостомысл. — Разве не исполняется предсказание?

— Предсказание? Какое?

— О том горе, какое она принесёт тебе. Она уже принесла его.

— Горе? Но вместе...

— Вместе! — усмехнулся Гостомысл. — Это вряд ли! Пока ты лежал здесь, борясь со смертью, твоя Любуша стала невестой Вадима.

Сказал это Гостомысл и сам тут же понял, что в данном случае ему лучше было бы помолчать.

Юноша побледнел, как полотно, и, забыв о своей слабости, вскочил с ложа.

— Не может быть! Она моя! — не своим голосом вскричал он.

Перепуганный Гостомысл попробовал было успокоить племянника. Не удалось ему это. Волнение охватило всё существо Святогора. Даже Стемид и Рулав, призванные Гостомыслом, не могли убедить юношу успокоиться хоть немного.

Новгородский посадник был сильно встревожен. Вспышка негодования, овладевшая Святогором, могла привести к весьма печальным последствиям. Обезумевший от горя Святогор мог натворить много неприятностей своему дяде.

Так оно и вышло на самом деле.

Несмотря на все меры предосторожности, предпринятые Гостомыслом, Святогор в туже ночь исчез из посаднических палат и явился в род Володислава как раз в то время, когда Любуша готовилась стать женой другого.

вадебное шествие было нарушено...

С громким криком радости кинулась Любуша к Святогору. Побледневший от злости, волнения, неожиданности, Вадим схватил было её за руку, но она с несвойственной женщине силой вырвалась.

Толпы расступились, давая Любуше дорогу.

— Ты жив! Ты вернулся! — повторяла Любуша, плача теперь уже от радости на груди у Святогора.

— А ты?..

— Меня заставили... Сказали, ты умер... воля Перуна...

— Кто этот дерзкий, осмелившийся нарушить обряд? — раздался голос Велемира.

Старый жрец, конечно, узнал Святогора, но не хотел подавать виду.

— Отец, что же это! — кинулся к нему растерявшийся Вадим. — Ведь ты обещал мне!

— Знаю я, — ответил ему старец и снова возвысил голос: — Кто этот дерзкий?

— Это Святогор-солевар, — ответили из толпы.

— Святогор? Но ведь он умер! Вы знаете, за хулу, возводимую на Перуна, он был растерзан перынским волхвом.

— Нет, не им я был растерзан! — выступил вперёд Святогор, крепко обнимая одной рукой Любушу. — А ты, отец, спроси: чей след остался у меня на груди?..

Он распахнул рубаху и показал подживавшую рану.

Велемир вопросительно взглянул на Вадима, до крови кусавшего себе губы.

— А если не знаете, его спросите. Только скажет ли он? — гремел Святогор, указывая пальцем на старейшинского сына. — В бурю по Ильменю плыл я с ним вместе. Страшная была буря... Наш челнок опрокинулся. Он на дно пошёл... так, о себе не заботясь, я нырнул за ним и вместе с ним на берег был вынесен валом. Без меня он погиб бы... А что же он в награду за это сделал? На меня коварно напал и поразил ножом.

— Правда это, Вадим? — строго обратился старец.

— Да, правда! — ответил тот, успев совладать со своим волнением. — Но у меня на это были причины.

— Какие? Ты должен назвать их!

Толпа, собравшаяся на лугу, смолкла, ожидая ответа. Святогор, не знавший за собой никакой вины, спокойно и с презрением смотрел на своего соперника. Любуша отвернулась от Вадима. А старый Володислав угрюмо нахмурил седые брови.

— Он стал поносить великого Перуна! Из уст его сыпались хулы нашему грозному богу, — уверенно заговорил Вадим. — Тогда я не стерпел и вступился за честь божества... Кто бы из всех, здесь собравшихся, поступил иначе?

— Так ли это, Святогор? — обратился к солевару жрец.

— Нет, нет, клянусь Перуном, ничего этого не было! — воскликнул тот. — Я сказал ему, что Любуша любит меня, и тогда он бросился на меня с ножом.

— А перынский волхв?

— В заповедной роще не было волхва... тог, кого он принял за него, был простой человек.