Саймон Скэрроу - День цезарей

Макрон закрыл оконце и жестом велел Петронелле посторониться. Затем он отодвинул засов, отомкнул крюк и открыл тяжелую дверь.

Внутрь храбро шагнул опцион, на ходу скомандовав своим:

– Заходим, ребята.

Макрон беспрепятственно впустил их, после чего грозно надвинулся на младшего офицера:

– Потрудись-ка объяснить, что происходит.

Опцион смерил его пренебрежительным взглядом.

– А то, что тебе лучше держать язык за зубами: целее будешь. Где твой хозяин?

Вместо ответа Макрон многозначительно похлопал по ножнам своего армейского меча.

– За языком лучше последить тебе , молодец. А то привлеку тебя за неподчинение старшему по званию. Перед тобой центурион Макрон, Вторая когорта преторианской гвардии!

Опцион скептично сощурился, но уже через секунду, узнав имя и знакомое лицо, испуганно отступил на шаг, принимая строевую стойку.

– Виноват, господин центурион, не признал… Мне подумалось, это кто-то из домашних.

– В следующий раз будь наблюдательней. Так что вы тут делаете, опцион?

Младший офицер протянул небольшой свиток:

– У меня тут предписание на арест.

– Кого? Сенатора Семпрония?

– Никак нет, – мотнул головой опцион. – Префекта Катона.

– Катона? – изумился Макрон. – Постой, ты трезвый или пьяный? Катон-то здесь при чем? Он наш, почетный гвардеец. Тут какая-то ошибка.

– Да я знаю. Вернее, сам не знаю. Мне единственно велено арестовать его за убийство сенатора Граника. Приказано, если он здесь, взять его живым. Обыскать дом, – обернувшись к своим, скомандовал он.

Преторианцы один за одним торопливо разошлись по дому. Макрон повернулся к Петронелле:

– Иди к мальцу и смотри за ним. Если кто хоть волоса на его голове коснется, я им самим головы поснимаю.

Она кивнула и заспешила в комнату Луция, оставив Макрона с опционом наедине.

– Убийство, говоришь?

– Да, господин центурион.

– Но у него был приказ лишь арестовать Граника.

– Я сам толком ничего не знаю. Лишь то, что он убил сенатора во дворце. Императорский секретарь отрядил нас несколько сотен, искать его по всему городу. Меня вот послали сюда: Семпроний префекту тесть, а потому тот мог явиться сюда. Если так, то мы его довольно быстро отыщем.

Последняя фраза Макрону не понравилась. Эдакий намек: если преступник здесь, то ты к этому вроде как причастен. Центурион думал взять опциона в оборот дальнейшими расспросами, но тут к ним стремительным шагом подошел сенатор Семпроний в плаще, наспех накинутом поверх набедренной повязки.

– Это что за безобразие? – с ходу напустился он. – Да как вы смеете вторгаться в мой дом посреди ночи?

Перед этой новой атакой опцион дрогнул; нервно сглотнув, он поспешил протянуть сенатору предписание на арест.

– Господин сенатор, мы разыскиваем префекта Катона. Он обвиняется в убийстве.

– Убийстве?

Семпроний, вскинув брови, ошеломленно переглянулся с Макроном. Взяв свиток, он сломал печать, подошел к светильнику возле двери и бегло прочел документ.

– Катон убил Граника? Что за вздор… Чего ради ему это было делать? О боги, боги, вразумите меня…

Макрон же в это время лихорадочно раздумывал: где сейчас Катон? Где и что с ним?

Первое, что ощутил Катон, придя в себя, – это жутко пульсирующую боль в затылке. Какое-то время, напряженно дыша, префект лежал стиснув зубы и зажмурившись. При этом в легкие шибал запах нечистот, среди которых он, видимо, валялся. К горлу комом подкатывала тошнота. Наконец Катон отважился открыть глаза. Вокруг стояла темень, а он лежал посреди узкой улочки, куда он, видят боги, неведомо как попал. Префект кое-как встал на колени, обхватил себе голову и снова подавил рвотный позыв. Но тут его стошнило окончательно, и он разблевался в гнусный ручеек нечистот, что стекал по улице. Чувствовалось, как мучительно, с выворотом наизнанку, крутит желудок; едко-кислая блевотина фонтаном разлеталась по нечистому булыжнику. Рвотные спазмы накатывали снова и снова, а между ними безжалостно и тупо пульсировала боль в голове.

Наконец выблевывать стало нечего, и Катон сел, изнеможенно опершись о стену, дыша ртом и никак не в силах надышаться.

– О боги, это что еще за выверты? – невнятно мямлил он.

Заметив краем глаза движение, префект мутно повел взглядом и увидел тощую одичалую кошку, которая трусцой прошла через блевотину, нюхнула, брезгливо отпрянула и протрусила в обратном направлении, где села и стала не мигая смотреть на него.

– Что смотришь, помощница? К тебе у меня доверия нет.

Кое-как заведя руку за голову, он почувствовал у себя в волосах толстую корку запекшейся крови. Дальнейшее ощупывание выявило большущую шишку и порез на лбу. Катон болезненно поморщился. Холод пробирал до костей. Он подтянул к груди колени и обхватил их, мучительно пытаясь сосредоточиться. Память о том, как он очутился здесь, отшибло, однако припоминался арест сенатора Граника. Слова, которые тот произносил на пути ко дворцу. Затем – какая-то дверь, прямо в лицо, а из двери кто-то вылетел и шарахнул на полном ходу… а после этого недвижное тело с ножом в спине. Граник, уже мертвый…

И тут в голову приливом хлынули остальные подробности. Катон мгновенно насторожился, напряг глаза и уши, до рези в глазах вгляделся в одну сторону, затем в другую. Нападавшего нигде не было – убийцы Граника, подстроившего, чтобы вся вина за убийство легла на него, Катона. Вокруг никого. Сколько же он провалялся здесь в бесчувствии? Трудно сказать. С уверенностью можно сказать лишь то, что он в опасности. Паллас наверняка разослал по городу на его поиски отряды преторианцев и городские когорты. Если они его найдут, то, безусловно, выставят виновным за все, и прежде всего за убийство. Кто за всем этим стоял, сомневаться не приходилось. Конечно же, Паллас. Это его рук дело. Имперский вольноотпущенник настоял, чтобы арест произвел именно он, Катон, а затем препроводил арестованного во дворец. Там уже ждала комната, в которой Граник должен был якобы чего-то дожидаться, а убийце дали знак войти и сделать свое дело. Если б Катон не сунулся до срока на звуки недолгой возни, убийца по веревке скрылся бы так же незаметно, как и появился в комнате.

В памяти пронеслись сцены преследования: дворцовая кухня, улицы, а затем… затем ничего. Вспомнилась и та татуировка. Скорпион с возведенным для удара жалом. Эмблема преторианской гвардии еще со времен Сеяна, утвердившего ее в честь императора Тиберия, Скорпиона по гороскопу. Так что убийцей, судя по всему, был преторианец. Причем не просто солдат или даже гвардеец, а некто с изумительной быстротой реакции. Он бы и с ним, Катоном, мог разделаться, но решил оставить в живых…