Саймон Скэрроу - День цезарей

К тому времени как Катон добрался до улицы, на которой стоял дом Семпрония, уже развиднелось. Сквозь небесную муть пробилось солнце, но его быстро закутали сизоватые тучи. Ветер гнал навстречу черные прошлогодние листья. Сгорбившись в кургузом плаще, Катон направился к ближней таверне. Места здесь было вдоволь, но он выбрал себе скамью с видом на улицу, пополнив своим присутствием горстку ранних завсегдатаев, коротающих время перед тем, как пойти к зажиточным домам в поисках поденной работы или подаяния, чтобы затем вернуться за выпивкой в ту же таверну.

Принять заказ подошла худая прыщеватая девица с сальными волосами.

– Вина с медом.

– Кувшин или кружку?

– Пока кружку.

Прежде чем ответить, она оценивающе оглядела невзрачного посетителя.

– Два аса. Деньги вперед.

– Да есть у меня деньги, – Катон хмуро поднял на нее взгляд.

– Ну и что… У хозяина правило: если гость не постоянный, то деньги вперед.

– Что ж, ладно. – Катон сунул руку к поясу, где висел кошелек. Вынул сестерций, подал девице. – Сдачу сразу. Хотел не брать, но завел правило: если в таверне сижу не постоянно, то сдачу беру заранее, пока не поднесут заказ.

Она пильнула его взглядом и посеменила к прилавку, а кружку по возвращении ткнула рядом с Катоном на скамью. Когда девица отошла, префект отхлебнул вина и с кружкой в руках стал наблюдать за улицей. Из домов по одному и по два стали появляться рабы, направляясь за провизией к Форуму. От двери к двери похаживали уличные торговцы, сватая свой товар. Спустя некоторое время невдалеке от дома Семпрония пристроился какой-то нищий; сел в тени стенной ниши, вытянув перед собой ногу. При нем была кружка, которую он время от времени поднимал и тряс перед нечастыми прохожими. Все это время в небе сгущались тучи.

С первыми каплями дождя люди накинули капюшоны плащей, у кого они были, и ускорили шаг в стремлении найти прибежище, пока непогода не разгулялась всерьез. Вскоре на улице почти никого не осталось. Однако нищий не встал и даже не подвинулся, а лишь теснее вжался в нишу.

– Видимо, посадили прочно. Ждут донесений, – вполголоса рассудил префект.

И тут дверь в дом открылась, и наружу шагнул Макрон. На пороге там стояла Петронелла, а рядом с ней – Луций, растерянно сунув себе в рот пальчик. При виде сына у Катона тоскливо сжалось сердце. Сущая мука вот так видеть его без возможности хотя бы подойти… Макрон поцеловал Петронеллу, взъерошил волосенки Луцию и зашагал по улице в направлении преторианского лагеря. Проходя мимо нищего, он приостановился. Они о чем-то коротко переговорили, после чего центурион кинул в кружку монету и зашагал дальше.

Катон дождался, когда дверь в дом закроется, отставил недопитое вино и встал, думая пуститься вдогонку своему другу. Но тут оказалось, что то же самое собирается проделать и нищий: вскочив с неожиданным проворством, кружку он сунул под рубище, палку – под мышку и, держа дистанцию, последовал за центурионом со скоростью, завидной даже для здорового.

Катон поглядел на небо. Дождь – тонконогий, пузырчатый – вовсю плясал по булыжникам, журчал струйками с черепичных крыш. Натянув шапку и ссутулив плечи, префект шагнул на улицу и последовал за этими двоими третьим.

Всю ту бессонную ночь Макрон размышлял над скудными сведениями, которые ему удалось выведать у опциона из преторианского поискового отряда. На рассвете зашевелилась Петронелла – встала, оделась и ушла исполнять свои будничные обязанности, оставив Макрона за нелегкими размышлениями. Вздор какой-то… Чтобы его друг вот так взял и хладнокровно убил беспомощного пожилого сенатора? Да быть того не может. Это ж какая причина должна быть на такое возмутительное деяние? Здесь, несомненно, какая-то ошибка. И это в лучшем случае. А в худшем – Катона попросту подставил какой-то подлый двурушник. Так или иначе, но кому-то придется заплатить за беду, что обрушилась на плечи Катона. В этом сомнения нет. Ну, а коли выяснится, что все это дело рук скользкого змея Палласа, то сердце его впору вырвать заживо и бросить пищей воронью.

Поисковый отряд свое задание выполнил добросовестно: сверху донизу, вместе с чердаком и сырыми подвалами, обыскал весь дом. Кое-что из мебели сдвинули с места и перевернули, а еще опрокинули и расшибли несколько ценных ваз и украшений. Шум, возня и крики солдат разбудили Луция, и он ударился в рев и слезы, пока Петронелле не позволили подойти и успокоить малыша. Лишь с уходом солдат ей наконец удалось успокоить его и убаюкать. Она осталась сидеть с ним рядом, поглаживая по кудрявой головке, пока он засыпал. Но спал малыш беспокойно, тревожно подергиваясь и взмыкивая во сне.

Опцион ушел, сделав всем строгое предостережение. Императорский дворец постановил: любой, кто предоставит беглецу убежище или помощь, будет предан смерти прямо рядом с ним. «Однако беззаконием попахивает», – с грустной усмешкой подумал Макрон. Вообще-то казни обычно предшествует суд. Быть может, это признак новых времен и режим Нерона таким образом утверждает себя? Если так, то Риму суждено стать местом ничуть не менее опасным, чем любой самый отдаленный аванпост империи, возле которого разгуливают варвары.

Свои нелегкие раздумья Макрон попробовал вытеснить мыслями о Петронелле. Не женщина, а прямо-таки удивление. Пускай она няня и собственность Катона, но какая в ней кроется чувственность – прямо-таки дремлющий вулкан, стоит только его разбудить! А на ложе ну просто тигрица. Макрон, склонный следовать законам, предписанным природой мужчинам и женщинам, был удивлен тем, что стал допускать, чтобы она сама усаживалась на него сверху и скакала неистовой наездницей, пока не высекала из его чресел пламенную опустошающую искру, после чего припадала к нему грудями и, обжав лицо ладонями, ласкала поцелуями, от которых приступ страсти, к их обоюдному восторгу, распалялся в нем по новой. Уже одно припоминание об этом вызвало сладостное шевеление в паху, однако сейчас было не до подобных мечтаний. Как пойдет дальше служба в когорте? Даже когда Вторая вернется к своему обычному распорядку, кому-то надо будет брать на себя тяготы управления. Кроме того, о мерах по розыску Катона можно будет больше выяснить в преторианском лагере, чем здесь, за праздным времяпровождением в доме Семпрония.

Откинув одеяла, центурион решительно встал, оделся и спустился на кухню к Петронелле. Она в это время кормила Луция. Из-за ночного вторжения мальчик плохо выспался и теперь капризничал: сидел поджав губы и напрочь отказывался есть кашу, отпихивая от себя ложку.

– Ай-яй-яй, солдатик, – обратился с порога Макрон. – А что скажет отец, когда услышит, что ты взбунтовался?