Геннадий Хлебников - На пределе
- Название:На пределе
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2018
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Хлебников - На пределе краткое содержание
На пределе - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Брудновский встретил меня радушно, обнял своими могучими ручищами борца, влюблено глядел на меня воловьими глазами, говоря с этакой экзальтацией:
— Генаша, дорогой ты мой! Сколько лет, сколько зим! Рядом живем, а видимся? Ты надолго? Торопишься? А может ко мне домой смотаем, там моя Надья спроворит нам что-нибудь, а? Спиртику, по наперсточку? Нельзя, говоришь? Жаль. Подшипники? Да обожди ты с этими подшипниками, дай поговорить, посмотреть на тебя…
Так он разговаривал со мной, и я, как всегда невольно поддавался его обаянию, его неподдельной радости, какую излучали его глаза. Ну никак не мог я заставить себя не смотреть на него если не умиленно, то по-братски снисходительно (что с него возьмешь!), но не рассудочными глазами человека, не раз обжегшегося на этой обаятельности.
А Брудновский рассказывал мне о своем героическом участии в строительстве Амурстали, о том, как неделями не вылезал из котлованов, «пропадал» в узких ходах воздуходувных трубопроводов мартеновских печей, «выдавал блестящие идеи». И что вместе с другими передовыми строителями он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. И я верил. Да, сидел сутками в обжигающих холодом трубах, бродил по колено в ледяной воде в котлованах — все было на счету Брудновского. Вместе с тем не было — я в этом уверен — главного — нужности всех его подвигов в общем деле. Этот добродушный и хитрый хитростью прирожденного лентяя человек представлялся мне во всей этой героической эпопее крыловской мухой на роге вола…
Наверно всегда, во все времена будут на свете такие люди, как «пан» Брудновский. Особенно вольготно чувствуют они себя там, где работа человека отодвигается на второй план, на первом же месте в зачет ему идут внешность, умение держаться на людях, коммуникабельность, готовность угодить, польстить, делая все это изящно, необидно, нешокирующе…
Брудновский взялся показать мне завод. С тех пор, когда завод пустили и выдали первую плавку стали, мне не приходилось здесь бывать. И потому все меня восхищало: и феерическое зрелище пуска стали, и мощь прокатных станов, расплющивающих слитки металла также легко, как раскатывает тесто хозяйка, готовясь резать домашнюю лапшу. Я глядел на стены цехов, сложенных из наших кирпичей. Каждый этот красный параллелепипед выняньчан руками наших работниц, голодных, обиженных войной, обожженных ею. Сколько труда, сколько пота и невидимых слез в этих сотнях тысяч, миллионах кирпичей, из которых построен этот первый на Дальнем Востоке металлургический завод. Нет, не зрящный этот женский труд! Это их вклад в победу над врагом.
В прокатном цехе я видел плакат со строчками из стихотворения поэта комсомольчанина Николая Поваренкина: «Сталь в мартенах клокотала, день и ночь гремел прокат. Наша пуля долетала от Амура до Карпат!» И в клокочущей стали, и в этих красных, медленно остывающих толстых стальных листах — труд наших кирпичниц Даши Перетрухиной, Нины Тимофеевой, Валентины Лохтиной, Поли Илюкиной, Маши Авдеевой, Дуси Шестаковой и многих других работниц.
Мы идем с Брудновским мимо копрового цеха, мимо бесконечной свалки металлолома. В этом хаосе ржавого металлического хлама выделяются зловещими очертаниями корпусов разбитые немецкие танки с крестами. Много «тигров». В боках их страшные рваные пробоины. Все это крошево будет переплавлено в амурсталевских мартенах и пущено в дело. Может быть уже и не оружие, но тракторы и комбайны будут построены из этого металла, брошенного злой рукой фашизма на поля России.
Я уносил от Брудновского завернутые в лощеную бумагу два новеньких подшипника. Я размышлял дорогой, что хорошо бы привести наших работниц как-то на Амурсталь и показать им во что оформился, овеществился их труд. Да разве один такой завод был построен в нашем таежном городе в годы войны!
А мой личный труд? Зачтется ли он мне, представителю мужской «половины» заводского коллектива? Я беру в кавычки слово половина. Мало мужчин на заводе. Нет и четвертой части. Лишь трое имеют «брони», и я не в их числе. Когда началась война, я, секретарь комсомольской организации, пошел в военкомат вместе с несколькими комсомольцами записываться в армию добровольцами. Некоторых взяли, меня нет. Еще до войны, во время призыва, врачи забраковали меня по зрению. Минус девять… Выдали «белый» билет, сняли с воинского учета. Получить обидное прозвище «белобилетник» в те годы всеобщего уважения к Красной Армии было верхом несчастья. Даже у близких друзей это вызывало унижающее вас удивление и, доводящее вас до бешенства, сердобольное сочувствие. Ну ребята куда ни шло, а девушки? Вчера были свои «в доску» девчата, товарищи, и — что греха таить — потенциальные твои невесты, а сегодня ты читаешь в их глазах осторожность и недоверие, иногда чуть окрашенное брезгливостью, какую всегда испытывает здоровый человек к больному, особенно человек молодой, не умеющий оценивать людей за истинные, а не внешние, порой обманчивые, достоинства.
Выбрал свободную минуту и (уже в который раз!) забежал посмотреть, как строят эстакаду. Здесь трудились плотники Василий Рыжкин и Прохор Бурдаев, старик лет за шестьдесят. Они укладывали на высоких козлах настил из толстых плах. Подавали плахи подсобники колонисты. Задрав голову, стоял под козлами Абросимов. Его желтое нездоровое лицо морщилось, он покрикивал Рыжкину:
— Василий Исаич, левее клади. Не так! Левее еще. Бурдаев, ну куда ты подваживаешь! Иди к Исаичу. — И мне: — Сегодня настил закончим, завтра можно рельсы класть и — катай уголек!
Абросимов довольно улыбнулся, ощерив прокуренные зубы. Он зашелся в изнурительном кашле, содрагаясь, синея от удушья. Он отвернулся от меня и сплюнул. На девственно белом снегу заалело кровяное пятно. «Плохи твои дела, Иван Анисимович», — подумал я, жалея мужика. Я помню, еще два года назад, этот сорокалетний мужчина, красивый, черноволосый здоровяк, отец шестерых детей и муж красивой еще молодой женщины, был полон сил и несокрушимого здоровья. Случилась авария на водонапорной башне: прохудился деревянный бак и вода грозила подмыть основание башни. Дело происходило в конце ноября, стояли крепкие морозы, и вода в баке ледяная. Никто не решался войти в эту воду, чтобы заделать пробоину. Тогда Абросимов опустился в эту купель по пояс и заделал отверстие, и тем спас башню от разрушения, а завод от долгого простоя. Но сам жестоко простудился. Не помогли водка с солью и перцем, лошадиные дозы всеизлечивающего аспирина, горчичники, парная банька. Абросимов с трудом (некогда болеть, работа ждет) через неделю поднялся с постели, стал работать. И с той поры стал чахнуть, таять на глазах, вызывая всеобщее сочувствие. Чахотка быстро прогрессировала. Только мужество этого человека, неиссякаемый его оптимизм, позволяли ему не свалиться на больничную койку, а работать, и много работать. Вот и сегодня, уже скоро сумерки, метет поземка, и лучше бы Абросимову сидеть в теплой конторке, а он стоит здесь на открытом ветру, заставляющего слезиться глаза, и присутствием своим подбадривает изнемогающих от усталости этих двух старых людей. Знает: уйди он, бросят укладывать плахи плотники, вот уже двенадцать часов не разгибающие спины на строительстве эстакады. А она позарез нужна, эстакада. К котельной и калориферу сегодня подвозили уголь и метровые дрова на себе. Люди впрягались в сани и возили топливо. Только один рейс сделал на полуторке Саша Клименко. А сегодня полуторка, словно норовистый конь, никак не хотела заводиться и работать на газе от березовых чурок. Клименко грешил на чурки, что сырые они…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: