Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Не встанешь, пристрелю. Ну! Живо!

Кассен поднялся, с испугом посматривая на мучителя.

— Вперёд, — скомандовал Лепетченко. — Курс на Гуляйполе.

Пленный пошёл по дороге, невольно втягивая голову в плечи в ожидании очередного удара.

— Ты, говорят, своего слугу Федьку заставил как-то скакать по двору на одной ноге целых полдня. А ну-ка покажи, как ты сам это умеешь.

Кассен шёл, словно и не слышал. Лепетченко выстрелил ему под ноги, пуля, взметнув пыль, завизжала, рикошетом уходя в сторону. От неожиданности Кассен аж подпрыгнул.

— Тебе что было приказано, скачи на одной ноге.

Кассен, полусогнув правую ногу, поскакал на левой ноге. Лепетченко язвил:

— С такими скачками мы и к ночи не доберёмся до Гуляйполя.

Не более десяти минут проскакал Кассен, задохнувшись, плюхнулся на обочину.

— А-а-а, не сладко, сволочь? А каково Федьке было полдня скакать? А?

— Он... молодой, — просипел Кассен.

— Чего ты сказал?

— Я говорю, он молодой...

— A-а, ну ладно. Вон видишь полынную куртинку?

— Вижу.

— Ступай, нарви мне веничек, бабки сказывают полынь блох отпугивает. Потом сядешь на своего коня и поскачешь по-людски. Ступай.

— Аты не... — подозрительно взглянул Кассен.

— Да нужен ты мне, отвечать за тебя. Давай, давай.

Кассен побрёл к полынной куртинке. Подошёл. Наклонился сорвать и в это время сухо щёлкнул выстрел. Кассен лицом вперёд упал в полынь и даже не вздрогнул, пуля попала в сердце.

Корниловский мятеж менее чем за неделю был подавлен, но и этого времени хватило, чтобы в стране произошло резкое размежевание в обществе. А контрреволюция получила собственное имя — корниловщина. Предательство десяти министров-капиталистов, объявивших о поддержке Корнилова, окончательно добило авторитет Временного правительства среди трудящихся. Это резко отразилось и на местных властях, никто не желал их слушать, а тем более им подчиняться. Гуляйпольские анархисты, создавшие Комитет защиты революции и разоружившие полк, а также всех помещиков и кулаков, почувствовали свою силу. Была создана своя «чёрная гвардия», именовавшаяся по цвету анархистского знамени, для содержания которой на местных капиталистов и банк была наложена контрибуция. Командиром стал Лепетченко.

Уездный комиссар Михно умудрился ночью арестовать Никифорову и препроводить в тюрьму. А уже днём в комиссариате раздался звонок и в трубке прозвучало требовательное:

— Мне комиссара Михно.

— Я слушаю, — отвечал Михно.

— Это председатель Гуляйпольского Комитета защиты революции Нестор Махно.

Некая схожесть фамилий комиссара и гуляйпольца вызвала невольную улыбку на лице Михно.

— Так вот, комиссар, мне донесли, что вы арестовали Марию Никифорову.

— Да она...

— Слушайте меня, — перебил властно Махно. — Никифорова старейшая заслуженная революционерка.

— Эта заслуженная... — пытался вставить слово Михно.

— Вы слушайте меня! — рявкнула трубка. — Так вот, гражданин комиссар, ежели вы немедленно не освободите Никифорову, я приду с революционным анархистским отрядом и силой освобожу нашего боевого товарища, тюрьму вашу взорву, а вас расстреляю как контрреволюционера-корниловца.

— Но я... — промямлил Михно.

— Вы жить хотите? — спросила трубка. — Исполняйте.

Комиссар Михно ещё хотел жить: «Ведь и впрямь расстреляют... У этой суки рука не дрогнула, всех офицеров полка положила, а этот Махно чем лучше». Комиссар позвонил в тюрьму начальнику:

— Слушай, Савин... мы тут разобрались, выпусти эту... ну, Никифорову... Какой ещё тебе письменный нужен?.. Я тебе сдал без письменного приказа, вот и выпускай без письменного... Какой фонарь?.. A-а, тебе под глазом? ...хе-хе-хе... Да не смеюсь я... Нечего было соваться к ней в камеру без дела... В общем, выпускай... Ну бюрократ... Чёрт с тобой, сейчас пришлю.

Михно достал бланк с комиссариатской паспортичкой [6] Паспортичка — напечатанное типографским шрифтом название учреждения. , написал приказ и вызвал рассыльного.

— Вот пакет. Немедленно вручи начальнику тюрьмы.

По уходе рассыльного вздохнул: «Ну времечко», — совершенно не предполагая, что в свой час этот приказ спасёт ему жизнь.

На гуляйпольском съезде Советов, собравшемся вскоре после подавления корниловского мятежа, от анархистов-коммунистов с докладом выступил Филипп Крат. Заклеймив корниловщину и лицемерную политику Временного правительства, он призвал съезд к немедленному созданию по уезду земельных комитетов:

— Эти комитаты должны приступить к отобранию земли у помещиков. Да, товарищи, от буржуазного правительства мы никогда не дождёмся такого указа. Мы начнём передачу земли крестьянам снизу, мы подадим пример всей России, мы явимся той искрой, из которой разгорится пламя, как в своё время сказал поэт товарищ Пушкин.

«Молодец Филипп, — радовался Махно, сидевший в президиуме съезда на председательском месте. — Вставил-таки слова друга Пушкина. А что приписал их самому гению, невелик грех».

А Крат продолжал дальше развивать свою мысль.

— На помещичьих и кулацких усадьбах мы предлагаем организовать добровольные сельскохозяйственные коммуны. Дабы предупредить недовольство помещиков и возможное их контрреволюционное выступление, мы должны предложить им вступать в эти коммуны на общих основаниях и своим трудом зарабатывать себе хлеб.

— Как же, жди, — донеслось из зала.

Но выкрик не сбил Филиппа:

— Если кто из них не пожелает вступать в коммуну, тому выделить пай земли и пусть он делает с ней, что хочет. Как говорится, хозяин-барин. Земельные комитеты должны отобрать у помещиков не только землю, но и инвентарь, орудия труда, скот и тягловую силу, семена. А отобрав, тут же назначить из самых честных и добросовестных крестьян заведующего складом, сторожей, дабы помещик не успел распродать инвентарь и скот.

Выступивший за Кратом Андрей Семенюта не только поддержал Филиппа, но и потребовал создавать коммуны немедленно:

— Чтоб к посевной они успели очистить семена, вывезти на поля навоз, отремонтировать инвентарь. Мы — анархисты сегодня же создаём коммуну в имении Классена и первым почётным членом её приглашаем стать Нестора Ивановича.

В перерыве Махно подошёл к Семенюте, пошутил:

— Ну, Андрей, без меня меня женил.

— А что? Вы не хотите быть в коммуне, Нестор Иванович?

— Нет. Что ты? Я «за» обеими руками, но ты же знаешь, сколько у меня должностей, когда я успею в коммуне трудиться?

— Ну вы же почётный член. Будете иногда наезжать просто.

— Э-э, нет, Андрей, ты из меня нового барина не делай. Два дня в неделю буду честно работать в коммуне. Кто-нибудь ещё записался?