Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Я вот о чём хотел спросить вас, товарищ Махно, — постарался завести разговор Каменев. — У вас, говорят, очень много угля?

— Есть. Врать не буду.

— Может быть, поделитесь с Москвой, Петроградом?

— Лев Борисович, однажды мы дарили центру эшелон с хлебом. И что? Нам в отдар и гайки не прислали. А ведь так дела не делаются. Мы готовы хоть завтра направить эшелон, но в обмен на патроны.

— А хлеб? Хлеб готовы?

— Это смотря какой урожай будет.

— Ну со старого урожая.

— Со старого обещать не могу. Ведь когда мы отступали с Юзовки, с нами ушли и шахтёры. Сейчас они сидят на нашей шее, им хлеб нужен. И что интересно, в повстанцы идти не хотят: «Наше дело кайло», а хлеба просят. Им говорим: «Так работайте хоть чего-то», отвечают: «Дайте шахту, будем работать». Кстати, если через две недели не освободим Донбасс, шахты накроются. Механизмы-то стоят, всё зальёт водой.

— Ну Деникин вряд ли допустит это. Ему тоже уголь нужен для того же флота своего и союзного. Так что ваши иждивенцы вас на арапа берут.

В 4 часа началось совещание сотрудников штаба и членов Гуляйпольского исполкома. Каменев поднялся из-за стола, сказал:

— Товарищи, в Советской республике недавно введена высокая награда — Орден Боевого Красного Знамени, которым будут награждаться командиры и бойцы за успехи в ратном труде. Одними из первых удостаиваются этого ордена товарищи Нестор Махно и Василий Куриленко.

В зале дружно захлопали, послышались возгласы: «Правильно!»

— Слово для награждения предоставляется товарищу Ворошилову.

Ворошилов извлёк из своей полевой сумки красную коробочку, подошёл к Махно, протянул для пожатия руку.

— Товарищ Махно, по поручению Советского правительства и Реввоенсовета позвольте вручить вам награду республики — боевой орден № 4 за ваш вклад в дело разгрома врага.

— Спасибо, — буркнул Нестор, принимая коробочку и засовывая её в карман френча.

— Награду полагается носить на груди, — заметил Ворошилов. — И надеюсь этот орден будет не последним.

— Я не за это воюю, — сказал холодно Нестор. Ворошилов с Каменевым переглянулись многозначительно, видимо, ожидали благодарности от награждаемого, а он уж как-то буднично отнёсся к процедуре, мало того, повернулся к залу и сказал: — Слово для доклада представляется товарищу Каменеву.

Каменеву, освещавшему в своём докладе политику большевистской партии, пришлось нелегко. Его то и дело перекрывали выкриками и неудобными вопросами. Махно, ведший совещание, с трудом наводил порядок. А реплика Каменева о том, что «коммунисты тоже являются защитниками беднейшего крестьянства», вызвала возмущённое несогласие зала:

— Ото нам така морока от цих защитников, шо портки злитают.

— Шож воны наши защитники лошадей отымают?

— Дэж воны булы, коли мы скот годувалы? А теперь на готовенькое пожалте.

После Каменева слово взял Махно и постарался сгладить недружелюбную реакцию зала, понимая, чем может грозить неудовольствие высокого гостя для повстанчества — не только отказом в снабжении, но и новой волной охаивания махновщины в печати. Поэтому начал мягко:

— Я во многом согласен с товарищем Каменевым. В том, что нам надо напрячь все силы на борьбу с Деникиным...

Нестор повторил уже навязшие в зубах истины: поднять дисциплину, повысить боеготовность, ударить единым фронтом, но под конец всё же ввернул пожелание:

— Конечно, сами мы очень рады принять любого революционера, но вот крестьянская масса не желает приезжих. И в силу своей специфичности не доверяет им. А поскольку наши повстанческие полки в основном состоят из крестьян, мы не можем с этим не считаться.

Перед самым отъездом к Каменеву подошёл зам. председателя Гуляйпольского Исполкома Коган и спросил с болью:

— Лев Борисович, зачем вы организовали эту постыдную травлю нашего революционного движения и наших действий? Это настолько гадко, вы же подрываете свой авторитет.

— Товарищ Коган, что вы имеете в виду?

— Вашу инспекцию и вот это. — Коган подал ему лист. — Это мы перехватили телефонограмму Александровских коммунистов в Харьков, в адрес Губчека.

Телефонограмма гласила: «Сегодня 7-го мая 2-тысячная банда махновцев с пулемётами и орудиями движется на Александровск. В городе мобилизованы все коммунисты, стоим на страже. Ждём зависящих от вас распоряжений».

— Ну и ну, — покачал головой Каменев.

— Сегодня как раз 7-е, Лев Борисович, уж не вы ли вели эту «банду», — съязвил Коган.

— Ну ладно, друг мой, что вы уж так. Не обращайте внимания.

— Как не обращать, когда во всём этом видна целенаправленная травля махновцев, которые на фронте держат 130-километровый участок. Это называется — удар в спину.

Когда экспедиция проверяющих уехала на станцию, Озеров подступил к Махно:

— Почему вы не подняли вопроса о присвоении нам статуса дивизии? Ведь у нас уже 11 полков.

— Потому что это бесполезно. Неужли ты не видишь, что нас загоняют в угол. Скачко уже замену подготовили, скоро и мне пришлют.

— А орден?

— Что орден? Цацка эта? Сластят пилюлю, Яша. Неужто не понятно.

— Но без вас всё рассыплется.

— Значит, хреновая была бригада, если без меня рассыплется.

Не в настроении воротился Нестор домой. В горнице на уже прибранном столе ждала его бутылка самогонки и ласковая Галина Андреевна. Мать принесла горшок с варениками.

— Спасибо, мама. Неси себе и Гале стаканы.

— Да какой я питух, сынок, — возразила было Евдокия Матвеевна.

— Неси, неси, — глоток одолеешь.

Нестор наполнил стаканы, плеснув матери именно на глоток.

— Ну за всех нас, — сказал и выпил. Выпили и женщины.

Мать ушла на кухню, Галя сказала:

— Вот ты меня, Нестор, при всех ныне женой назвал. А какая ж я жена, сожительница, как и Тина. Нехорошо как-то получается. Отец если узнает, что мы живём с тобой без венчанья, ужасно рассердится, да и мама огорчится.

— Ах, Галя, видишь как со временем у меня. Как-нибудь выкроим денёк, доскочим до Песчаного Брода, попрошу твоей руки у стариков. Будет тебе и венчанье и свадьба. Не горюй, люба моя.

Галина постелила постель, взбила подушки. После горячих ласк мужа, тут же уснувшего, долго лежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту и невольно прислушиваясь к тихим шагам часового, ходившего по двору.

С некоторых пор батьку ни на час не оставляли без охраны. Днём возле него обязательно было не менее двух адъютантов, ночью сторожевой пост во дворе и патруль поблизости охраняли его сон, блюдя насколько возможно тишину.

На следующий день 8 мая Нестора встретил в штабе возбуждённый Озеров:

— Нестор Иванович, Григорьев поднял мятеж против Советской власти. Вот телеграмма.