Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Надо испытать подарок, — и взмахнул маузером.

— Сынок, да ты что, — всполошилась Евдокия Матвеевна.

— Я в сарае, мама, — успокоил Махно и, выбравшись из-за стола, пошатываясь, пошёл к выходу. За ним, одобрительно гомоня, потащились анархисты: «Испытать, испытать!»

Задержался несколько Лепетченко, схватив вилку, он проткнул на тарелке солёный огурец и, склонясь через стол к невесте, сказал с угрозой:

— Гляди, Настя, отобьёшь Нестора от дела, пощады не жди. Да не вздумай ему вякнуть...

Сунув огурец в рот, захрустел им нарочито громко, словно уже жевал несчастную жертву, и бросив вилку на стол, отправился вслед за Махно.

Ни жива ни мертва сидела невеста, она знала крутой нрав первого гуляйпольского хулигана. По слухам, когда полицейские окружили избу с заседавшими там анархистами, именно Александр пустил пулю в своего отца урядника Лепетченко, командовавшего осадой. И убил его наповал.

Под одобрительные возгласы соратников почти две обоймы расстрелял Нестор в сарае, целя в столб, подпиравший матицу. Не сделал ни одного промаха. Пряча маузер в кобуру, молвил удовлетворённо:

— Отличная вещь. И только.

Евдокия Матвеевна надеялась, что женитьба хоть как-то остепенит Нестора, привяжет к дому, к семье. Однако уже через день после свадьбы Махно засобирался ехать по деревням.

— Куда ж ты, сынок, от молодой-то жены?

— В сёлах ничего не знают о нашем движении, мама. Надо знакомить крестьян с анархизмом. В революцию только мы и сможем их затащить.

Махно хотел ехать по деревням один, но друзья решительно воспротивились:

— Ты что, Нестор, в уезде по дорогам разбойничают.

— Но у меня маузер.

— Нет, нет, — особенно настойчивы были Лютый и Лепетченко. Именно они собрали и вооружили более десятка молодых анархистов для сопровождения Махно.

Запрягли пару коней и ранним утром выехали в Воздвиженку. За кучера сидел Григорий Махно, сунувший под облучок двуствольный обрез.

Сопровождение скакало верхом, позвякивая трензелями, поблескивая ножнами шашек и кобурьем пистолетов.

В Воздвиженке, при появлении столь необычного отряда, взрослое население попряталось, однако босоногие мальчишки бежали за тачанкой, резонно полагая, что уж им-то ничего худого не будет.

— Подвернём к куму, — сказал Григорий, подворачивая коней к палисаднику небольшого дома под соломенной крышей. Соскочив с облучка, прошёл к воротам и постучал кнутовищем в калитку:

— Эй, кум Ерофей!

— Эге ж, — отозвался голос со двора. — Никак Григорий Иванович.

— Он самый, отчиняй.

Калитка открылась, показался улыбающийся, смущённый Ерофей.

— Чего все поховались как мыши? — спросил Григорий.

— Та мы ж думали опять житомирцы [3] Житомирцами местное население называло дезертиров, прятавшихся в жите. , ото ещё нам морока.

— Здравствуй, Ерофей, — подошёл Махно, протягивая руку. — Мы анархисты-коммунисты и приехали провести у вас митинг.

— Здравствуй, Нестор Иванович. Митинг-то хорошо. А то ведь ничего толком не знаем.

— Собирай народ.

— То мы мигом, — отвечал Ерофей и крикнул мальчишкам: — Эй, босота, живо по хатам. Скажите, приихалы анархисты-коммунисты, на митинг зовуть. Та шоб живо!

Воробьиной стаей разлетелись мальчишки, вопя в десятки глоток:

— Мужики-и, живенько на митинг... хисты-комисты приихалы-ы.

Выходили со дворов мужики, старые, молодые, бородатые и без, тянулись ниточкой к Ерофеевскому двору послушать «хистов-комистов». Мелькали и цветастые платки женщин. Деревня любопытна, всякий приезжий ей интересен.

Махно счёл неудобным самому представляться, называть свою должность, поэтому велел Лютому:

— Исидор, открой митинг.

Взобравшись на тачанку, Лютый, откашлявшись, произнёс:

— Митинг считаю открытым, предоставляю слово председателю гуляйпольской группы анархистов-коммунистов Нестору Ивановичу Махно, нашему первому революционеру, всю жизнь положившему на борьбу с царским самодержавием и за это пострадавшему десятилетней каторгой. Пожалуйте, товарищ Махно.

— Товарищи крестьяне, мы приехали к вам, чтобы рассказать об анархистах, главных защитниках трудового народа. Все сословия сейчас создают свои партии, чтобы защитить свои интересы. Например, монархисты стоят за царя. Их цель вернуть царя к власти. Конституционные демократы, или, сокращённо, кадеты, хотят отдать власть капиталистам. Социал-демократы ратуют за демократическую республику. Как видите, все партии рвутся к власти. Только мы — анархисты, говорим, что любая власть — враг трудящихся.

Он красочно рисовал крестьянам картину такой благодати, когда не будет ни помещиков, ни полиции, ни тюрем; когда они станут полными хозяевами и земли и продуктов своего труда.

Махно видел, как оживились лица крестьян при упоминании о безвластье — вековечной затаённой мечте землепашца.

— Ото вы гарно растулмачили нам, товарищ Махно, за партии, — заговорил бородатый мужик. — Но коли не будет власти, кого ж тоди слухать?

— А вот вы здесь в вашем селе соберётесь, вот как сейчас примерно, выберете из своих самого мудрого человека, а лучше несколько. Вот этот совет, состоящий из вас же, и станет вашей властью.

— Значит, всё ж властью?

— Да, властью, но не той, наверху, которая правит, не считаясь с вашими интересами, а зачастую и не желает показываться вам, а той, которая не только правит, но и вместе с вами трудится на земле, ест из одного с вами котла, знает ваши нужды.

Вздыхали мужики, переглядывались многозначительно, словно примеряя друг друга к будущей власти. Трудно думали, пытались понять. Интересовались:

— Ну а ежели этот выборный заломит оглобли, вообразит о себе, начнёт выкомаривать.

— Прогоните и всё. У вас главная власть будет вот такой сбор, как сейчас например. Не угоден народу — пошёл вон. Царя вон выперли, а деревенского голову не управитесь что ли?

Так начался агитационный рейд Махно по деревням. Почти везде крестьяне благодарили товарища Нестора, что он не забыл о них, просветил. И желали анархо-коммунистам «добрых поспихов».

Понимая, сколь важны эти митинги для завоевания авторитета среди крестьян, Нестор сразу наказал своим сопровождающим:

— Не смейте ничего воровать или отбирать у крестьян, сильничать. Кого замечу, ей-ей застрелю.

Останавливаясь на ночлег в какой-либо деревне, располагаться старались в одном или двух соседних дворах, и Махно обязательно расплачивался с хозяевами за постой, еду и фураж для коней. Некоторые крестьяне отказывались:

— Что вы, товарищ Махно, спасибо, что уважали. Какие деньги?

Нестор не настаивал, но обязательно благодарил:

— В таком случае большое спасибо, товарищ, за стол и крышу.