Памела Шоневальд - Когда мы были чужие

— Тише, тише, Джейк, сейчас, — и смачивала тряпку, чтобы утирать ему лоб.

Я мечтала услышать легкие шаги Софии и вырваться наконец из этой комнаты, наполненной зловонием, смертью и его присутствием, но тонкая дощатая дверь оставалась закрыта. Наверно, в доме много других больных, и София не может бросить их.

— Мисс? — прошептала Дэйзи. — Он уснул. Я хочу, чтоб вы знали… это правда, что они там про нас говорили, ну, что Джейк посылал меня работать на улицу. Я не леди, нет. И Джейк не всегда вел себя прилично. Он дрался, слишком много пил и шатался бог знает где допоздна, но он всегда возвращался ко мне. Бывали и у нас светлые дни, — настойчиво произнесла она. — Вы мне верите? Правда?

— Да, верю.

А она, поверила бы, что ее Джейк затаскивал девушек в пустые дома, избивал и насиловал там? Если бы поверила, сидела бы сейчас у его постели?

Она нежно смочила его широкий лоб, а затем запавшие щеки и шею.

— Он был такой красивый. Все девушки на него заглядывались, когда мы ходили гулять. Ревновали его, понимаете? — Я промолчала, и она сочла это подтверждением. — На меня никогда кроме Джейка никто не обращал внимания. Потому что я горбатая. Видите? — она сняла шаль и показала горб, высотой в ладонь.

— Да, немного.

Этот человек постоянно испытывает боль, как-то сказала София про горбатого бармена. Невозможно, чтобы позвоночник был до такой степени искривлен и не болел. Я взяла пустой деревянный ящик и села рядом с Дэйзи. Она изучающе посмотрела мне в лицо.

— У вас шрам, мисс.

— Да. Это с корабля, на котором я приплыла сюда.

Она кивнула.

— Значит, вы знаете, о чем я. Большинству мужчин не нужна девушка с изъяном, когда вокруг полно хорошеньких. А вот тем, кто на нас западает, хорошенькие ни к чему. То есть, может, на улице они им и нравятся, но дома, знаете, им лучше с такими, как мы. В общем, я так думаю.

Щеки у меня горели. Что же было не так с Густаво, если он выбрал меня?

— Смотрите на Джейка! — закричала Дэйзи.

Я поглядела и увидела, что он снова переменился. Кожа на лице посерела, вокруг рта легла синева. Дэйзи пригладила влажные светлые завитки.

— Ему не станет лучше? Нет?

— Нет, Дэйзи, не станет.

— Теперь… осталось уже недолго?

— Нет, недолго.

— Но он хотя бы не мучается?

Я посмотрела на отвисший, расслабленный подбородок.

— Думаю, что нет.

— Я никакого священника звать не буду. Джейк не выносил разговоров о Боге. — Она села прямо. — И про это они тоже сказали правду, — Дэйзи мотнула головой в сторону лестницы, — мы не женаты. — Голос ее задрожал. — Но мы собирались, совсем скоро. Он надеялся получить работу, через своего друга, полицейского из Индианы. Он всегда хотел стать копом, таким, которые на лошади. Джейк любил лошадей.

А теперь, тпру, не так быстро, сперва я оседлаю тебя, чертова кобылка . Я вцепилась в ящик.

Дэйзи встревоженно посмотрела на меня.

— Что с вами, мисс? Вам нехорошо? Дать воды? — она потянулась к грязной кружке, болтавшейся в ведре. — Свежая, с утра принесла из колодца.

Я покачала головой, хотя во рту точно золой присыпали.

Лицо умирающего смягчилось, когда нежная рука убрала прилипшие ко лбу пряди, и в его выражении появилось что-то детское. Думай о нем именно так, только так.

— Где его родные, Дэйзи? — с трудом выговорила я.

Она пожала плечами.

— Джейк никогда про них не рассказывал. — Наступил вечер, на улице матери звали детей по домам. — А я с фермы около Перт-Амбоя, в Нью-Джерси. Мы держали дойных коров. А вы, мисс, вы откуда?

— Из маленького городка в Италии, называется Опи. Мы держали овец.

Она улыбнулась.

— Там хорошо?

— Мне нравилось.

— И мне нравилось в Перт-Амбое, но… пришлось уехать. — Она погладила его восковой лоб. — Мисс, как вы думаете, Джейк услышит, если я буду говорить прямо ему в ухо?

— Думаю да, Дэйзи.

— Ну, тогда я попрощаюсь с ним? Он был добр ко мне, почти всегда, чтобы они там не говорили, и я старалась заботиться о нем, как жена. Вы не возражаете?

Я встала.

— Конечно, Дэйзи. — В дверях я остановилась и спросила: — Вы уедете в Индиану… потом?

Она оглядела убогую квартирку.

— Может быть. Здесь меня ничего не держит. Спасибо, что спросили, и спасибо, что пытались помочь Джейку. Леди-доктора тоже поблагодарите от меня. Благослави Господь вас обеих.

Я протянула ей руку, а потом обняла худенькую острую спину.

София встретила меня на лестнице. Она выглядела усталой и позволила забрать свой саквояж.

— Скончался? — спросила она, кивнув на их дверь.

— Нет еще.

На улице было совсем темно.

— Он приходил в сознание?

— Один раз, на минуту.

— Узнал вас?

— Нет, не думаю.

— Ну и хорошо. Ирма, я знаю, что вам было тяжело. Но вы остались там, и я горжусь вами. Очень горжусь.

Она взяла меня под руку, и мы молча миновали целый квартал. Теплый ветер раздувал наши юбки. Потом обсудили вечерних больных, новый анатомический справочник и клинику, такую же, как у Софии, которая только что открылась в Сан-Франциско — «Благотворительная амбулатория Пасифик». Она хотела, чтобы я прочла письмо, которое ей прислал тамошний заведующий. Я слушала невнимательно, в голове у меня звучал голос Дэйзи и его прерывистое дыхание. Но наша мирная прогулка успокоила меня, боль в груди отпустила, как будто ослабили тугой корсет. У дверей ее дома я отдала Софии саквояж.

— Одно доброе дело Джейк все же совершил, — сказала она. — Он привел вас ко мне, и я ему благодарна за это. — Ее прохладная ладонь погладила мою щеку. — Buona notte , Ирма.

— Buona notte , София.

Я разбудила Энрико, и он проводил меня домой той душной, влажной ночью.

В пятницу Витторио поджидал меня у дверей Софии.

— Ее сегодня не будет. Она у своей сестры, — сказал он, глядя мне за спину, на мальчишек, гонявших тряпичный мяч по переулку.

— У какой сестры? — удивилась я. — Ее единственная сестра умерла.

— Ну, значит, у сводной. Давайте готовиться к приему больных. Сегодня мы с вами будем вдвоем.

— Да как же так? Нет, Витторио, это невозможно. София проверяет все, что мы делаем, даже перевязки.

— Справимся вдвоем, — повторил он. Потом добавил с теплой улыбкой: — Кроме того, Ирма, вы уже знаете гораздо больше, чем вам кажется. Катар, с сильным кашлем, что дадим?

— Иодид калия. Но…

— При диарее?

— Слабительную соль и касторовое масло.

— А если не помогает?

— Настойку опия.

— Ну вот, видите? — сказал Витторио, подталкивая меня в квартиру. — Тяжелых больных будем отправлять в больницу. Куда им всем, вообще говоря, и следовало бы идти, — пробурчал он.

Он занялся инструментами, порошками, таблетками, мазями и бинтами. Я помыла стол и расставила стулья. На каждый мой вопрос или возражение Витторио бесстрастно отвечал: