Эрнст Мезаботт - Иезуит. Сикст V [Исторические романы]

— Что же касается вознаграждения за труды, то и на это мы изъявили полное согласие сообразно желаниям синьоров Малатеста и Пикколомини.

Оба бандита почтительно поклонились.

— А как предупредить нас, — сказал Ламберто, — то вы об этом не беспокойтесь. Я всегда найду способ прислать к вам какого-нибудь из моих молодцов, и вы смело можете вручить ему ваши инструкции.

— А если вашего посланца арестуют?

— Невелика беда, пошлем другого. У меня уже трех повесили. Главное, ни в коем случае не давать письменных инструкций, а только устные. Весь вопрос в том, чтобы быть готовыми к определенному времени. Можете не сомневаться, что мы готовы хоть сейчас, — сказал, откланиваясь, Малатеста. Его товарищ сделал то же самое, и оба приятеля вышли из зала.

Свободно прогуливаться по улицам столицы таким бандитам, как Ламберто Малатеста и Пикколомини, головы которых давно были оценены, казалось бы несколько рискованным, так как лица их хорошо были известны гражданам Рима, но тут было много обстоятельств, которые способствовали безопасному появлению в столице обоих бандитов. Прежде всего они оба пользовались славой самых искусных и неустрашимых воинов, папские сбиры их боялись, притом же многие из сбиров первоначально служили в их бандах и в душе оставались верны своим прежним начальникам. Затем весь пролетариат Рима был на их стороне. Выйдя из дворца Фарнезе, оба бандита сели на лошадей и отправились по Аппиевой дороге, их сопровождал десяток самых отчаянных головорезов, внезапно появившихся из-за развалин. Выехав за город, Ламберто спросил:

— Ты к нам?

— Нет, мне необходимо поговорить с одной особой, — отвечал с некоторым замешательством Пикколомини. — Мне обещали сообщить кое-что об одном очень выгодном деле…

— Прекрасно, я очень рад, пожалуйста, меня не забудь.

— Еще бы!

— А мне также надо побывать тут недалеко в одном домике.

— Какая-нибудь любовная интрижка? — сказал, подмигивая, Пикколомини. — Узнаю, ты тот же Ламберто; счастливец, пользуешься жизнью.

— Еще будет время сделаться монахом. Я намерен до тех пор наслаждаться, пока окончательно не разрушится мой организм, — отвечал Малатеста.

— Желаю, друг мой, полного успеха!

И бандиты, пожав друг другу руки, расстались. Провожавшие их телохранители, выехав за город, оставили своих предводителей и поскакали в свою трущобу. Когда они скрылись из глаз, Малатеста сошел с лошади и спрятался в развалинах. Непривязанная лошадь, почувствовав себя свободной, во весь карьер понеслась по дороге. Прислушиваясь к ее галопу, Ламберто, улыбаясь, подумал: «Они уверены, что я поехал на свидание, тем лучше. Кажется, мой уважаемый друг Монтемарчиано готовит мне какое-то угощение собственной стряпни. Но, к счастью, пока еще служат мне мои глаза, клянусь небом, я скорее помирюсь с Сикстом V, чем позволю провести себя этой кровожадной и невежественной скотине!»

Вокруг развалин некоторое время царила гробовая тишина, на дороге также не было никого видно; бывший феодальный владетель уже стал было терять терпение, как невдалеке увидал две приближающиеся тени и различил голоса; в одном из них он узнал голос своего приятеля Пикколомини в костюме деревенского факторума [113] Факторум ( лат . fac torum — делай все), доверенное лицо, беспрекословно исполняющее поручения доверителя. ; другой был пастух с овечьей шкурой на плечах.

— Сядем здесь, — сказал факторум, указывая на груду камней, находящуюся как раз возле того места, где спрятался Малатеста, — здесь нам некого опасаться, мы свободно можем говорить о наших делах.

«Вот мошенник! — невольно прошептал Малатеста, узнавший в факторуме герцога Монтемарчиано. — Он так хорошо переоделся, что если бы я не узнал его голоса, то никак бы не мог подумать, что это он… Но кто же это другой-то?»

Пастух держал голову повернутой к факторуму, и Малатеста никак не мог рассмотреть его лица. Собеседники говорили очень тихо, так что до слуха Ламберто долетали лишь отрывочные фразы. Однако и то, что он слышал, было для него весьма интересно.

— Нам нужно приготовиться ко всяким случайностям, — говорил Альфонсо, — здоровье папы так слабо, притом же у него много врагов.

Ответ другого достиг ушей Малатеста, как неясный шепот, из которого он мог расслышать только несколько слов: «Мой дядя отлично знал»…

«Какого дьявола его дядя отлично знал? — спрашивал сам себя Малатеста. — И где я слышал этот голос? Он точно отдаленное эхо отзывается в моих ушах!»

Между тем герцог Монтемарчиано продолжал:

— Союзники… Да, у меня есть очень могущественные союзники… И одним из них, право, нельзя пренебрегать, хотя на его обещания и нельзя положиться. Впрочем, у меня есть средство заставить его делать, что нужно. Это бандит Ламберто Малатеста.

Ответа нельзя было расслышать. Пикколомини продолжал:

— Если вы питаете к нему такое сильное отвращение, то не будем говорить о нем. Сказать по правде, и я сильно побаиваюсь его безграничного честолюбия и рано или поздно постараюсь избавиться от него.

«Да, если я тебе дам время на это! — прошептал Малатеста, нимало не удивленный коварством Пикколомини. — Мне бы только узнать, кто этот пастух, — размышлял Ламберто. — Пока я видел только его затылок».

Судьба как будто захотела удовлетворить любопытство бандита. Именно в это самое время пастух повернул голову, и Ламберто узнал в нем Джиакомо Боккампаньи, герцога ди Сора.

«Ну, довольно, больше мне ничего не нужно знать», — решил Малатеста и поспешил выбраться из своей засады.

Спустя некоторое время, факторум и пастух входили в Ансельские ворота, несколько поодаль от них шел монах-капуцин, тщательно закутанный в плащ с капюшоном. На него, конечно, не обратили внимания, в столице католицизма во все времена и века монахи встречались на каждом шагу. Деревенский факторум и пастух направили свои шаги к мосту святого Ангела и вошли в дом синьора Боккампаньи. Незаметно следивший за ними монах это видел. В скромном капуцине читатель, конечно, узнал Ламберто Малатесту.

Увидав все, что было ему нужно, Малатеста повернул назад и, склонив голову на грудь, глубоко задумался, да и было отчего. Союз таких двух личностей, как герцог ди Сора и Пикколомини, мог повести к весьма серьезным последствиям. Очевидно, тут дело идет о сильной, могущественной партии. Положим, он, Малатеста, мог бы избавиться от Монтемарчиано ловким ударом кинжала, но останутся преданные ему друзья, которые будут действовать; при том же явная поддержка герцога ди Сора придавала вражде Пикколомини большой вес. Хотя Джиакомо Боккампаньи уже и не являлся главнокомандующим папских войск и не имел под своей командой вооруженной силы, тем не менее герцог все еще пользовался большим влиянием в столице; влияние это было столь велико, что сам Сикст V, заклятый враг своего предшественника, счел благоразумным не трогать его племянника, так как тот принадлежал к сильной партии, и, пока правление Сикста окончательно не окрепнет, задевать эту партию опасно. Между сторонниками герцога ди Сора как племянника покойного папы Григория были члены святой коллегии, многие из них занимали важные правительственные посты и все принадлежали к богатой римской аристократии. Покойный папа Григорий, хотя и был одним из самых неспособных и глупых пап, но был крайне предусмотрителен относительно судьбы своих племянников; он позаботился связать их узами брака с богатой римской аристократией, дабы на случай своей смерти и коренных преобразований они имели поддержку. «Следовательно, — рассуждал Малатеста, — если такой человек, как Джиакомо Боккампаньи отрешился от политики благоразумия и вступил в заговоры, осмелев настолько, что ходит по римским окрестностям переодетый в крестьянское платье, и вошел в союз с подобной личностью, как герцог Монтемарчиано, то, значит, дело задумано серьезное, и успех его более чем вероятен».