Эрнст Мезаботт - Иезуит. Сикст V [Исторические романы]

Сикст и вся окружающая свита не обратили ни малейшего внимания на действия молодого кавалера. Но Роза видела все. Теперь исчезло всякое сомнение: Сикста хотят отравить ее страшным ядом. Эта мысль привела в ужас Розу. Как! На ее глазах должен погибнуть тот добрый монах, который спас ее маму и отдал все, что у него было — серебряный крест. Подобные минуты не забываются. Роза задыхалась, сердце ее замерло, глаза горели, как две свечки. Чувство беспредельной благодарности к тому, кто отнесся к ее маме и к ней по-человечески, взяло верх, закоренелая преступница в эту минуту внезапно обрела истинное величие. Когда кавалер Зильбер подал Сиксту отраву, и папа, принимая чашу стал подносить ее к губам, собираясь выпить, Роза стремительно вырвалась из ряда монахинь, подбежала к Сиксту и, ударив по чаше, крикнула:

— Ваше святейшество, не пейте!

Чаша вывалилась из рук папы. Все оцепенели от ужаса. Первой опомнилась настоятельница.

— Святейший отец, помилосердствуйте, простите! Она сумасшедшая, — молила старушка, упав к ногам папы.

Но Сикст придерживался иного мнения, поступок молоденькой монахини он совсем не отнес к сумасшествию.

Умный папа понял все, для него было ясно, что герцогиня Фарнезе и кавалер Зильбер хотели его отравить.

— Позвать доктора Григорио! — крикнул он, подымая чашу, в которой еще осталось немного жидкости.

Юлия Фарнезе побледнела, как смерть, и чтобы не упасть, схватилась за стол.

Вскоре явился знаменитый медик Григорио Амендоли.

— Маэстро Григорио, — сказал папа, — возьмите чашу, тщательно исследуйте ее содержимое и скажите нам ваше мнение.

Доктор взял чашу, рассмотрел жидкость и, почтительно кланяясь, сказал:

— Ваше святейшество, в настоящую минуту я ничего не могу доложить вам, по виду здесь лимонад, он даже не потерял своего цвета, и я не вижу ни малейшего следа отстоя.

— А, понимаю, яд Борджиа! — вскричал Сикст. — То, что мы так давно ищем, ну, на этот раз я клянусь Создателем обнажить корень зла и вырвать его, если бы мне для этого пришлось подвергнуть пытке целый Рим.

— Позвольте, ваше святейшество, мне попробовать действие жидкости на собаке, — сказал доктор.

— Пожалуйста, прошу вас.

Медик сделал знак одному из своих приближенных, тот, выслушав на ухо полученное приказание, вышел за ворота. Вскоре он явился с маленькой собачкой на руках. Между тем доктор приказал подать молока и вылил в него оставшуюся часть жидкости. Эту смесь поднесли собачке, она тотчас стала лакать, но, едва сделав несколько глотков, вдруг упала в страшных конвульсиях на землю и тотчас же издохла. Не оставалось ни малейшего сомнения, что лимонад был отравлен.

— Что вы скажете, маэстро Григорио? — спросил папа.

— Я нахожу, ваше святейшество, что в этой жидкости был самый страшный и тонкий яд, не имеющий ни запаха, ни вкуса. Вашему святейшеству, конечно, известно, что природа наградила всех животных, а в особенности собак, необыкновенным обонянием, то, что принято называть чутьем. В данном случае собачка, понюхав молоко, тотчас же вылакала его — это служит ясным доказательством, что яд был в высшей степени тонкий.

— Да, я с вами согласен, — отвечал папа, указывая рукой на кавалера Зильбера, который был тотчас же арестован. Герцогиня Юлия не могла выдержать долее; опустившись на колени перед папой, она прошептала:

— Ваше святейшество, увольте меня, вся эта сцена потрясла меня до глубины души… Ради Христа!

— В самом деле, прелестная герцогиня, как вы бледны, — сказал, улыбаясь, папа, — ваши губы совсем побелели, лицо выражает испуг…

— Феличе! — прошептала несчастная женщина. — Умоляю тебя, помилуй!

Папа вздрогнул, его мраморное сердце затрепетало, когда-то в молодости этот гармоничный голос составлял счастье всей его жизни. Он глубоко вздохнул и, делая над собой усилие, прошептал:

— Вы, герцогиня, виновнее всех, но я все еще помню прошлое. Уезжайте из Рима и помните, если восход солнца застанет вас здесь, вы погибли.

Не желая больше слышать никаких оправданий герцогини Фарнезе, папа встал и, сделав знак своей свите, направился к выходу.

За заставой святого Себастьяна, в пустынной окрестности Рима, есть ход в катакомбы. Эти подземелья служат и в наше время одним из любопытных объектов осмотра для всех туристов. В древние времена рабы, гладиаторы и все угнетенные находили убежище в подземельях, разветвления которых бесчисленны, они идут под всем Римом. В царствование императора Клавдия, по свидетельству историка, считалось более полумиллиона рабов, не имевших никаких гражданских прав. Каждый господин имел полное право по своему произволу наказывать раба: бичевать его или прямо отдать в распоряжение палача для распятия на кресте. Впоследствии гонимые христиане также находили убежище в катакомбах, там они совершали религиозные обряды и поучали друг друга.

Полиции проникать в катакомбы было чрезвычайно рискованно; войти туда было легко, но выйти очень трудно. В новейшие времена находили много костей и оружия, принадлежавших по всей вероятности полицейским отрядам. После христиан в катакомбах скрывались еретики, преследуемые инквизицией, и политические заговорщики. История сохранила чрезвычайно любопытные факты о римских катакомбах. Так, например, один из преследуемых еретиков во времена папы Урбана скрылся в подземелье, был избран товарищами главой заговора и назван старшим папой; таких примеров множество. Правление Сикста V, как мы знаем, началось рядом самых суровых реформ в пользу народа, бессовестно угнетаемого синьорами. Первые годы правления этого папы можно назвать поистине блестящими. Но один человек, как бы он гениален и всемогущ ни был, не в состоянии бороться со всем обществом. Недовольство синьоров, привыкших не уважать законы, росло и, спустя некоторое время, число врагов папы Сикста V увеличилось в громадных размерах. Кроме римских синьоров, великий герцог Тосканский, доселе охранявший границы владений святого престола, окончательно отшатнулся от папы и стал смотреть сквозь пальцы на формирование банд против Рима. Таким образом, благодетельные реформы Сикста V не имели будущего; все с нетерпением ждали смерти старого папы, совершенно основательно рассчитывая, что с восшествием на престол нового первосвященника все реформы Сикста будут уничтожены, и дела пойдут по-старому.

Сикст V не мог не замечать, что вокруг него творилось; лицемерие святой коллегии не могло обмануть проницательного Сикста, сознание, что он одинок, что никто не сочувствует его великим целям, глубоко печалило честного старика, и он, хотя и шел своей дорогой, но его энергия была уже не та, как прежде. Действительно, история папского владычества нам ничего не представляет подобного, как, например, процесс племянника всемогущего кардинала Альтана, приговоренного к смерти за нарушение закона. Тщетно кардинал Альтан умолял Сикста помиловать осужденного, папа был непреклонен; мало того, святая коллегия в целом ее составе ходатайствовала за племянника кардинала Альтана, и ей было отказано. К счастью осужденного, в нем принял участие граф Гогенеш, посланник Германии, он просил помиловать племянника кардинала Альтана, и только благодаря этому ходатайству всемогущего представителя Германии осужденный был помилован. Этот процесс в особенности произвел глубокое впечатление на святую коллегию и всю римскую аристократию. Кардиналы, князья и синьоры затаили свою ненависть к суровому Сиксту и употребили все зависящие от них меры, дабы свести на нет реформы тирана, как они называли Сикста. Покушение на жизнь папы в монастыре святой Доротеи повлекло за собой весьма серьезные преследования. Кавалер Зильбер, Карл Гербольт, Роза, а также мнимый садовник Тито были немедленно арестованы. Открылось, что самое деятельное участие в заговоре принимали известный французский гугенот генерал Ледигиер и глава римских бандитов Ламберто Малатеста. Но поймать этих двух главных заговорщиков не было никакой возможности. В особенности Сиксту хотелось заполучить в свои руки Ледигиера, самого опасного агитатора из всех гугенотов; его прибытие в Рим поразило папу. При следствии Карл Гербольт был подвергнут пытке, не выдержал мучений и отрыл весь план заговора. По этим сведениям папа легко мог заключить, что все арестованные были лишь орудием широкого плана гугенота Ледигиера, и суровый Сикст поставил на ноги всю свою полицию для того, чтобы поймать французского гугенота. Из показаний обвиняемых, в особенности Карла Гербольта, выяснилось, что Ледигиер хотел провозгласить республику, и Рим, столицу католицизма, сделать главным сборным пунктом всех гугенотов. Это последнее обстоятельство до крайности возмущало главу католиков, римского первосвященника, но, как мы знаем, поделать ничего нельзя было; Ледигиер исчез неизвестно куда.