Том Холт - Козлопеснь

Моя роль во всем этом была исключительно проста: я шагал за идущим передо мной воином, как Эвридика за Орфеем, затем обнаружил себя в стенах форта как раз в тот момент, когда его атаковали люди Эвримедона, а потом сидел под стеной, прикрывшись щитом, пока кто-то не сказал, что опасность миновала. Поскольку за предыдущие несколько минут в непосредственной близости от меня упали пара дротиков и большой булыжник, я далеко не сразу принял это сообщение к сведению, но потом таксиарх все-таки убедил меня в его истинности, отвесив хорошего пинка.

К этому моменту Демосфен осознал, что ночной бой довольно сильно отличается от дневного, и созвал летучку. Нет никакого смысла, сказал он, щарохаться по темноте и пытаться опознать врага по дорийскому акценту. Этот метод был не только времязатратным и не воинским, не еще и не отличался надежностью, поскольку многие из наших союзников говорили на дорийских диалектах, а союзники сиракузцев — по-ионийски, как мы.

Нам, заявил Демосфен, нужен пароль, и этим паролем будет « Победа!» , если ни у кого нет предложений получше. Офицеры согласились, что « Победа!» — это то, что надо, и разбрелись по своим отрядам. На последние оперативные данные солдаты отреагировали хихиканьем, которое не сулило ничего хорошего в смысле успешности операции; нас разбили на отряды и повели в наступление на сиракузские лагеря. К тому времени я разыскал Зевсика и Калликрата, и мы принялись практиковаться в произнесении пароля, пока не достигли совершенства.

Я думаю, что Демосфен замышлял обрушится на сиракузские лагеря без предупреждения и перерезать всех прямо в постелях. Это была неплохая идея, сработай она, как задумывалось, но, к несчастью, для этого она требовала присутствия сиракузцев в их лагерях; сиракузцы, однако, уже успели их покинуть, чтобы отправиться на наши поиски. В этом они тоже не преуспели. Мы, со своей стороны, без проблем нашли первый сиракузский лагерь и в идеальном порядке, сплоченными рядами атаковали его — только чтобы обнаружить, что он совершенно пуст. Разумеется, для меня эта ситуация была далеко не новой — я много раз заявлялся на пиры уже после их окончания, и потому сейчас испытывал привычное легкое разочарование; было совершенно ясно, что мы все встретимся позже в каком-нибудь другом месте. Но Демосфен оказался совершенно сбит с толку и мы на некоторое время засели в лагере.

Полагаю, что сиракузцы в конце концов устали нас разыскивать, обвинили выживших защитников форта в фантазерстве и отправились по койкам. К этому моменту Демосфен решил оставить лагерь и еще раз попытаться найти противника — в итоге два войска столкнулись прямо в воротах. Мы атаковали — кого именно мы атаковали, я точно не знаю — и встретили на удивление слабое сопротивление. Оказалось, что мы промахнулись мимо противника; и пока мы разворачивались, атаковали уже сиракузцы. К несчастью для них, они не знали пароля, и поэтому мы смогли идентифицировать толпу тяжеловооруженных мужчин, бегущих на нас, кидая дротики, как противника, и отбить атаку. Разумеется, говоря «мы», я выражаюсь обобщенно: достославный Эвполид был зажат в середине отряда и едва представлял, что происходит. Очень скоро я перепугался до смерти, ибо отовсюду доносились крики раненых, а я никогда не слышал ничего подобного. Если не считать самосского опыта (а это был опыт совсем другого сорта), я ничего не знал о том, какова настоящая, взрослая битва, и только теперь сообразил, что вокруг меня огромное количество народу рискует получить серьезные увечья. Я вспомнил об одном ужасном случае — люди сносили дом и несколько кирпичей полетело в толпу прохожих; одному из них угодило по голове и они кричал страшным голосом, пока его не унесли. Несколько дней его крики преследовали меня повсюду. Я нашел опыт пехотного сражения не менее отталкивающим, и когда враг отступил, я трясся с ног до головы. Особенно мне запомнился человек с отрубленной рукой — ее отсек случайно один из наших же, что, конечно, не добавляло случившемуся приятности — и чувство нереальности происходящего. Он выглядел так странно без кисти в том месте на руке, где должна быть кисть, он рыдал и кричал, что это не могло с ним произойти, потому что у него земля, а помочь с ней некому. Мне хотелось объяснить ему, что теперь ему придется управляться с землей как истинному мастеру, одно рукой; я рад, что не сказал этого, но молчание далось ценой огромных усилий. Думаю, ужас трансформировался в желание шутить — нормальная для меня реакция на испуг. Разумеется, юмором такого рода больше всех прославились спартанцы (и они в этом деле далеко превосходят меня), и все считают это признаком их исключительной храбрости — дескать, они способны отвешивать шутки и прибаутки в минуты смертельной опасности. Думаю, это признак обратного, но не стану настаивать.

Так вот, как только сиракузцы отступили — им досталось сильнее нашего — мы собрались с духом и пустились за ними в погоню. Офицеры выкрикивали приказы, надо полагать, это были очень дельные, разумные и конструктивные приказы, но только я ни слова не мог разобрать через подшлемник, как, полагаю, и все остальные. Кроме того, мы не могли разглядеть никаких сигналов, и не видели другие наши отряды, не говоря уж о противнике, и потому действовали единственным доступным нам образом: каждый следовал за идущим перед ним. В результате, надо думать, передние ряды двигались куда-то вперед просто потому, что их подпирали задние, и очень скоро у всех в отряде зародилось ужасное подозрение, что никто не знает, где мы находимся и что должны делать. Мы ломили вперед, выкрикивая во весь голос пароль; думаю, сиракузцы смогли уразуметь значение этих криков, издаваемых безо всякой уверенности всем победоносным афинским войском, поскольку они тоже начали со всех сторон орать «Победа!». Услышав наш клич, доносящийся из темноты, мы радостно повернули в ту сторону, чтобы встретить потерянных соратников, и маленькие, но яростные группы врагов набросились на нас с фланга и тыла, сильно нас стеснив. С этого момента крик «Победа!» превратился в убедительное доказательство враждебных намерений кричащего, и мы стали реагировать на него соответственно. В результате произошла яростная схватка между афинянами и афинянами, в которой в конце концов победили афиняне.

Мне рассказывали, что ход битвы изменили фиванские союзники Сиракуз, которые устояли перед мощной атакой афинских сил, отразили ее и погнали их назад. Если это так, то слава фиванцам, этой расе кровожадных маньяков и прирожденных героев. Лично я считаю, что никакой заслуги противника в поражении афинян нет; их вклад в наш разгром был, сдается мне, весьма незначительным. Помимо путаницы с паролем и невозможности расслышать приказы, имели место крайне неприятные нескладушки с Победным Гимном. Как вам известно, всякий раз, когда войско одерживает победу (и довольно часто, когда ему только так кажется), оно исполняет Победный гимн, причем все греческие народы используют более-менее один и те же слова и мелодию, однако дорийцы— например, сиракузцы — поют, естественно, по-дорийски, а ионийцы — например, афиняне — по-ионийски. Так вот, наши аргосские и коркирские союзники — дорийцы, и им удалось довольно быстро перемолоть отряд сицилийских союзников сиракузцев — безусловно, славное достижение, ибо сицилийцы люди упорные и крепкие — и они, не теряя времени, затянули старую, знакомую мелодию. Находящиеся позади них афиняне (и я в том числе), услышав звуки восторженной, кровожадной дорийской песни, тут же заключили, что сиракузцы только что нанесли сокрушительное поражение нашим передовым частям, и мгновенно пришли в состояние агрессивного ужаса. Коркирийцы, подавив сопротивление противника, дисциплинированно отступили на прежнюю позицию, где на них обрушилась вся мощь афинских отрядов — это были мы, полные решимости умереть, как подобает мужчинам — под аккомпанемент Победного Гимна, исполняемого по-ионийски и подкрепляемого декламацией пароля. Победный Гимн сперва сбил наших отважных союзников с толку, но едва они услышали выкрикиваемый пароль, то тут же поняли, что на них наступает противник, и ответили ударом на удар. И чтобы заполировать успех, сразу после того, как таксиархам удалось навести порядок, развести противоборствующие стороны, построить их и двинуть вперед, один блестящий офицер увел весь свой отряд через край высокого утеса — с фатальным для них результатом.