Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

Но она ошиблась! И Николаю Николаевичу, и Анне Сергеевне их встреча оказалась нужной, и они ухватились за нее. Им нужно было что-то такое, что хоть на время поглощало бы их и отвлекало от трагедии с болезнью Анны Сергеевны. Гости и хозяева одинаково рады были встрече, засиделись за беседой и обо всем договорились. Провожая Любовь Борисовну и Прасковью Яковлевну, супруги Сидоренко назначили день, когда готовы будут рассказать о себе.

Так начала создаваться книга, известная теперь под названием «Нептуну на алтарь». Правда, рассказы Анны Сергеевны касались только истории ее родительской семьи и истории Славгорода, поэтому полностью войдут в книгу о Борисе Павловиче и в книгу о Славгороде, которые будут продолжением цикла «Когда былого мало» {27} 27 Первый том книги о Борисе Павловиче уже опубликован в Сети под псевдонимом Лора Сотник, его название «Москва-Багдад». .

Рассказчиками они были не одинаковыми. Николай Николаевич оказался косноязычным человеком, стеснялся этого и все толкал жену в бок, что-то уточняя.

— Расскажи, у тебя лучше получится, — иногда просил ее, когда речь шла об их общей жизни.

Зато Анна Сергеевна превзошла ожидания. Столько в ней всего накопилось, столько она всего стремилась рассказать, что им пришлось встречаться еще несколько раз.

Прасковья Яковлевна исправно выполняла работу литературного секретаря. Она держала тесную связь с героями книги, помогала собирать материал и семейные реликвии, надиктовывала в книгу свои воспоминания. А там, где речь шла о родословных ее предков, использовала также изыскания Алексея Яковлевича Бараненко, своего брата.

С этой миссией она часто встречалась с людьми, и ей, конечно, хотелось хорошо выглядеть, ведь в юности ее так любовно одевали родители. Да она и сама себя по жизни содержала очень прилично! А тут засиделась дома, обносилась, осталась без обновок... У Любови Борисовны не было денег поменять маме весь гардероб, как ни хотелось ей это сделать, тем не менее она купила два отреза и сама сшила Прасковье Яковлевне красивые летние платья. В этих платьях Прасковья Яковлевна очень хорошо выглядела и понимала это, поэтому они просто поднимали ей настроение.

Кроме дел, связанных с написанием книги, Прасковья Яковлевна теперь смелее и охотнее ходила в гости, чаще наведывая тех, кто практически сидел дома: Галину Игнатьевну Ермак, Веру Янченко и Татьяну Сергеевну Янченко — все они были женами ее двоюродных братьев. Не забывала также семью родного брата Бориса Павловича, регулярно бывала у них. Иногда заходила к его друзьям и сотрудникам, в частности к Григорию Назаровичу Колодному, Георгию Бриленко, Екатерине Изотовой, Марии Сухановой. Бывала у кумы и бывшей сотрудницы Нюры Трясак, проведывала своих соседей и одноклассниц Алексея Яковлевича — Марию Сергеевну Ермак, Нину Максимовну Тищенко, Мотрину Жарову, Фросю Ивановну Хохленко. Под вечер могла посидеть на скамейке с Голощаповой Екатериной, Осмоловской Раисой Григорьевной и Тищенко Зоей Григорьевной.

Особенное место занимали импровизированные творческие вечера, происходящие у нее дома. На них Прасковья Яковлевна рассказывала приглашенным о том, как пишется книга, как собирается материал, как вообще варится вся эта кухня, и они с интересом ее слушали.

— Мне полезно было бы это знать в пору, когда я работала в культмаге и общалась с детьми, — признавалась Прасковья Яковлевна. — Тогда бы я больше полезного сделала для тех из них, которые крутились возле книг. Был у меня в магазине такой неформальный кружок книголюбов.

На этих вечерах Любовь Борисовна показывала фильмы о Прасковье Яковлевне, о Борисе Павловиче, об Алексее Яковлевиче, которые она снимала как редактор ДТРК.

Иногда в ее доме собирались подруги Любови Борисовны. Разговоры велись все о том же — о книге, которая писалась, о судьбах ее героев, многие из которых тогда еще были живы, об истории Славгорода.

На написание книги ушло два года, и все это время Прасковья Яковлевна находилась среди людей, встречалась с ними, что-то уточняла, передавала героям книги корректурные оттиски на вычитку, собирала замечания, распространяла по сельским и районным библиотекам журнальные публикации книги под названием «Заручники долі». Попутно Любовь Борисовна организовала съемку документальных фильмов о Прасковье Яковлевне, об Алексее Яковлевиче и о Николае Николаевиче, к тому времени овдовевшем. Это была невероятно сложная в организационном плане работа! Но интересная. Прасковья Яковлевна вблизи увидела людей, которые пишут книги, снимают телевизионные передачи, увидела журналистов — вообще создателей региональной культуры, о чем она раньше не задумывалась.

— Мы не гении, Прасковья Яковлевна, — присев рядом, доверительно признавался Сиренко Владимир Иванович, писатель и телевизионный редактор. — Мы обычные служители слова, пахари на ниве писательства. Наша задача — поддерживать художественную среду, в которой зарождаются и вызревают настоящие таланты. Без таких пахарей, как мы, они не возникнут, вот в чем дело.

— Это как в школе без троечников нет отличников? — уточняла Прасковья Яковлевна.

— Вот именно! — радовался Владимир Иванович. — Все относительно. И мы должны создавать условия для этой относительности, поддерживать объективные процессы.

— А я думала, как писатель — так уже и большой талант.

— Для появления большого таланта мы все должны много потрудиться.

Это было лучшее время в жизни Прасковьи Яковлевны — она уже продала коровку, отдохнула от тяжелых ведер и от работы без присяду, смирилась с одиночеством и перестала оплакивать мужа. Она опять окунулась в атмосферу своего девичества, книг, умных рассуждений и высших сфер. После юности такое время у нее было только в Ленинграде, среди спектаклей, картин и прекрасных видов этого города. Новые заботы, которыми ее окружила Любовь Борисовна, ей нравились, ибо ни о чем материальном печься не заставляли, и можно было заниматься только собой, своей душой.

Она много читала — Любовь Борисовна привезла ей целый ящик книг, — а по вечерам пересказывала прочитанное своим собеседницам. Конечно, возраст давал о себе знать. У нее начали появляться бессонницы. Но ей они даже нравились, ведь, когда сон убегал прочь, она могла сесть в зале перед телевизором и смотреть его, щелкая пультом и включая громкость хоть на всю катушку. Наслаждение свободой и беззаботностью — вот чем были наполнены эти годы для Прасковьи Яковлевны. И она не думала, что кто-то помешает ее блаженству.

Но случилось неожиданное... что до основания разгромило ее мир — она дала кров старшей дочери.

Многое Прасковье Яковлевне не нравилось в ней. Всякие высоковольтные отношения и многоэтажные коллизии, которые приходилось наблюдать в дочке, были ей не по сердцу и уже не по здоровью. Привыкшая в некоторых ситуациях поправлять мужа, за что по большому счету тот бывал только благодарен, Прасковья Яковлевна попыталась и тут сказать свое слово. Но дочь слишком резко дала понять, что ничьих советов слушать не хочет. В итоге между Прасковьей Яковлевной и старшей дочерью возникла напряженность, даже отчужденность. Внешне они старались ее не выявлять, но Прасковье Яковлевне, не имеющей другого круга общения, эта ситуация отравляла жизнь.