Сергей Зайцев - Побеждая — оглянись

Грозовой тучей навалились конницы на готские земли, на бескрайнюю державу Германариха. Тьма тьмущая!.. Шли большими переходами, пыль вздымалась у них за спиной. И по многу дней та пыль облаками висела в небе. И мешался в эти облака дым горящих готских вайхсов.

В каждый дом приходили малые кёнинги и велели хозяину: «Принеси в Палаты хлеб, возьми в Палатах меч! Собери сыновей своих». В страшное горе окунулась Гетика. Страдали даже те, кто уже всё потерял. То были старые видуво-вдовы, то были нищие сироты с котомками на плечах — исхудавшие дети, босые, полураздетые. Никто из них не произносил слово «венс» [96] Венс — надежда, ожидание (готск.). , все забыли, что такое надежда. На берегу синего Понт-моря плакали по своим мужьям красавицы-девы готские, на берегу Данпа полноводного плакали. Многие обездоленные толпами уходили в Таврию и просились на ромейские корабли. Соглашались, брали их хитрые эллины, а от берега отплыв, обращали в рабство и продавали. То в крови у эллина! Из любого несчастья он поживу извлечёт и при золоте останется; коли золото поблазнит, он и другу, и отцу на шею колодки наденет.

Амал Германарих с ополчением спешным Баламберу противостоял, в двух огромных сражениях с гунном силами мерился. От тех сражений содрогнулась уставшая, истощённая Гетика, Мидгард голубой пошатнулся и остался так, наклонённым, полузатопленным кровью достойных противников. Многое решила эта кровь. Полчища Баламбера по колено стояли в ней и не решались двинуться дальше. С низких гуннских сапог готской кровью смыта была восточная пыль, а отвага пришельца-воителя дала трещину. Надолго ли?

Причитали старики: «Это сколько же смертей может выдержать наш род? Поколения гибнут!.. Сбывается пророчество матери-Вёльвы».

Успокаивали их старухи, поговорку вспоминали готскую: «Срежь ветви дубка — другой разрастётся!.. Только время дай. Мы поправим покосившийся Мидгард, отомстим, учиним свой разбой!».

«Разбой! Разбой! Разбой!..» — соглашались старики, задумчиво кивали головами.

Везеготы же, заслыша о бедствиях припонтийских готов, поняли, что и до них дотянется гуннское копыто. Выведали потомки Балта о тьме тьмущей и в страхе покинули свои земли, пошли на поклон к извечному врагу, к ромею, к императору Валенту в Полис Константинов.

Сказали императору храбрые везеготы:

— Возьми нас, Великий, в земли свои! Служить тебе будем до серебряных седин. Дай нам хлеба, дай нам мяса. Мы тебе дадим много золота и защиту провинций.

Согласился на это Валент, решил, что против гуннов не найдёт он лучших союзников. И позволил везеготам переправиться через Данувий, и поселил их в Мезии. И ещё такое подумал император: «Гунны, придя, должны будут прежде всего убить варвара и лишь потом смогут причинить вред ромею. Да восславится искренняя забота моя о плебсе!» Так порадовался Валент, что удачно поселил союзников-готов. И потёр холёные руки. Издал указ: «Готов кормить. Прав союзника не принижать!»

Но не исполняли волю доминуса ромеи. Предназначенное везеготам по пути разворовывали, подменяли гнильём, задерживали полупустые обозы или вовсе забывали их посылать. В семьях союзников от того начался голод, вслед за гнилым мясом приходили болезни. Всякий ромей мог подойти к готу, ткнуть ему в лицо пальцем и сказать: «Ты! Низкий раб! Варвар!». Ромеи забыли слово Валента.

Не долго терпели унижение воинственные везеготы, пробудился наконец дух Балта-предка и сынов своих призвал к восстанию. И запылала, зазвенела Мезия. Ничтожные, лживые, но заносчивые ромеи, почти не оказывая сопротивления, бежали из ближайших провинций. Население Мезии и Фракии, рудокопы и беглые рабы поддержали восстание готов. Разрасталась мощь восставших. Окраины римской Вселенной прислушивались к новому шуму, приниженный плебс, надеясь на перемены, поднимал голову и позволял себе улыбаться.

Тогда римский магистр Лупицин хитростью завлёк к себе везеготских вождей и всех их перебил. Несмотря на это, восстание всё ширилось. Император же Валент послал против готов стратига Траяна. И здесь выстояли готы. Траян был полностью разбит и бесславно бежал из непокорных провинций.

Придя к Валенту, стратиг нагло сказал:

— Ты виновен в моём поражении! Ты поселил готов в Мезию и вооружил их. Ты, Великий, виновен в том, что войско стратига почти наполовину состоит из наёмников — словен и готов. Из тех же варваров, против которых посылаешь меня. Ты виновен! Ты!

Валент простил Траяна. Он понял его состояние и проникся им. Валент был занят делом поважнее; маги предсказали ему: «Тебе, Божественный, не долго жить! На твоё место метит человек, имя которого начинается с «фиты». Ты упадёшь, он встанет».

Верил магам Валент. И бесновался, и преследовал всех царедворцев, подпавших под опалу «фиты», и, не жалея, казнил их император. Он не хотел умирать и решил: «Уничтожу всех возможных преемников, тем продлю себе жизнь!».

едленные волны катились по Данпу, бледное солнце светило над ним, ветры облетали стороной берега его. Не слышно было песен, не слышно смеха. Покинутые готами вайхсы надолго стали прибежищем одичавших псов. На землях, оставленных людьми, расселись господами злобные маленькие эльфы. Радостно было эльфам. Водили они при лунном свете хороводы. Кривыми своими ножками затаптывали возделанные поля, крохотными заступами равняли с землёй валы-межи. Забавы ради разбрасывали камни по пашням. Чтоб от человека здесь не осталось и следа, чтобы на старых пепелищах уж не поднялся новый Мидгард...

В Каменных Палатах мрачен Германарих. Малые кёнинги греются у огня. Слова не скажут, нечего сказать; глаз не поднимут — посмотреть не на кого. Бикки вино пробует и другим подливает. Пьют то вино люди из свиты и не пьянеют. На душе тяжело, не берёт хмель.

— Где Гуннимунд? — спросил кёнинг.

Промолчали готы. Сильнее всех советник Бикки молчал. Его молчание было слышно. Покосился на советника Амал Германарих.

Вризилик Гиттоф, про которого говорили: «Славный воин! Из плена бежал!», ответил кёнингу:

— У Вадамерки на груди пригрелся наконец Гуннимунд. Простила она ему давние обиды.

— Где Ульрих?

— Ты сам его послал к везеготам просить войска.

Кивнул кёнинг. И во внезапном порыве гнева выкрикнул в зал:

— Я не верю Витимеру! Не верю Винитарию! И Гунимунду-сыну не верю! Подобно везеготам, стали они вдруг ромейские земли хвалить. Не бежать ли собрались? Гунн в них ужас вселил... И это Амелунги? Бикки! Ты поверил бы теперь Рандверу? Он постоянен был...

Дрогнула рука у советника. Вино из кувшина плеснулось на ковёр.

Германарих смотрел на него тяжело:

— Поедешь, Бикки, в Файнцлейвгард. К Бошу со словом от меня. Скажешь: «Не время обиды прежние считать!» Спеши, Бикки! Сотню всадников тебе даю и до осени сроку. Теперь не медли, иди...