Иосиф Каллиников - Мощи

Шептались ласково, и слова ему повторяла ласковые, что берегла Петровскому, и ближе чувствовала волнующую, взасос целуясь, и только когда умолял границу перейти запретную:

— Спят все, не бойтесь, Феничка…

— Уйдите, с ума вы сошли?..

— Не бойтесь, темно…

Из рук вырвалась и потом не давала прикоснуться к себе, не отталкивая, а только дразня дерзость.

И, поняв, что все равно ничего не выйдет — спать улегся, и Феничка первый раз без мыслей легла, без желаний, только чувствовала, как тело ноет сладостно… а наутро ждала, чтоб поезд поскорее тронулся, чтоб мужики, расчищавшие, на веревках бы его, что ль, потащили, лишь бы двигаться. И только к вечеру заскрипели колеса, и не только Феничка, но и все легко вздохнули.

На третий день, подъезжая к городу, с земляком простилась и, глазами сверкая, сказала весело:

— Увидимся на балу. Будете?..

— Обязательно, Феничка, непременно, милая…

На студенческом вечере ждала, что подойдет, ухаживать будет, и собиралась даже к себе позвать, — но всегда так бывает — любовь вагонная забывается, как только человек с багажом усядется поудобней на извозчика домой ехать…

Продавала цветы за столом с коллегами и курсистками и даже была хлопотливою, и с каждым инженером, адвокатом, доктором кокетничала, а когда подошел дядюшка Кирилл Кириллыч, — заставила выложить за цветы катеньку.

Купил дядюшка и ей же приколол ландыши.

— Хочешь, я тебя познакомлю с одним гимназистом?

— С гимназистом?.. Дядя Кирюша… Вероятно, с четырехклассником?

— Пойдем покажу.

И, проводя между колонн зала дворянского, говорил, улыбаясь каждому:

— Ты не смейся, Феничка… Интересный человек будет. Нам бы побольше таких в России.

— А в какой он партии состоит, дядя?

— Ни в какой, Феничка. Думаю, что и никогда состоять не будет.

— Тогда знакомьте.

— Борис Василич, это моя племянница, Феничка, — так и зовите Феничкой.

И тут же после вальса с поручиком, мечтавшим о гвардии, у подруг разузнала за цветочным столом, что Борис Смолянинов больше всех успехом пользуется у восьмиклассниц и у курсисток первокурсниц: все увлекаются, только он никем. Товарищи смеялись ему:

— Чистоту блюдешь, Боренька?..

— Чистоту, господа…

— И в слободке никогда не был?

— И никогда не буду.

— И ни одной не поцеловал гимназистки?

— Ни одной.

Как анекдот разговор этот передавали девицы — и с недоверием, и с любопытством. Оттого и хотелось каждой, чтоб ее поцеловал первую; расставят сети кокетства игриво — разорвет их спокойствием и уйдет в другие расправленные.

И у Фенички любопытство загорелось, и не просто девичье, а инстинктом — женское, пошла искать его в залу. По всему собранию обошла — на хорах сидел один.

— Почему вы удрали, Борис Василич?

Будто знакомы давно — говоря просто и мягкий голос грудной певучестью волновал душу, в самые потайные уголки проникал ласково.

— Вы ушли танцевать, Феня, а я о себе не хотел напоминать больше… Меня зовите полуименем: буду стариком, тогда поневоле к отчеству привыкать нужно будет.

— Как?..

— А вы сами придумайте, — как захочется, так и зовите. Никогда вам не казалось, что людям дают имена не подходящие к их внешности и к их душевному складу?. Вот посмотрите: направо сидит студент, Аркадий Гвоздиков, здоровенный, сильный и — Аркадий, Аркашка, да еще Гвоздиков, гвоздик маленький, а я бы ему дал имя — Петр Молотов. Почему? — крепкий, как камень, сила и твердость, — Петр — камень, и молотом его не разбить, он сам может — Молотов и не только по внешности, — вглядитесь в лицо — энергия, чувствуется спокойствие — характер узнать по лицу можно. И каждому человеку так можно изменить имя.

— Меня зовут Фекла Тимофеевна, Фекла, — как вы мне перемените имя?

— Вам?.. Елена, и звал бы вас не Леля, не Лёна, не Леночка, а Лена.

— А почему вам Феня не нравится?

— Фекла — торговок так зовут, баб деревенских; Феня, Феничка — прислуг молодых, монашенок клирошанок, а вы — стройная и невысокая, — вся в меру; волосы золотые зачесаны наверх густо, и вот эти, не знаю назвать как, около ушей от висков, как снопы с тяжелым зерном, — колосы — рожь спелая, — вы не смейтесь, что поэтично, — говорю, что кажется. Если б я художник был — лето бы рисовал с вас благодатное: на снопах в белой рубахе, в паневе праздничной волосы положил бы двумя косами вокруг головы венком. Понимаете — лето — Лена, широкое и просторное, как в новях золотое раздолье.

Для первой встречи необычайный был разговор и до конца вечера не прерывался — увлек Феничку простотой задушевною, — чувствовала: что думает, то и говорит человек, и мысли красочно ясные, необычные. Не про любовь, не про половой вопрос, не о политике, что было главною темой споров студенческих, а пришел будто человек из другого мира, где спокойная мысль была радугой семицветною. И Феничка позабыла, что кокетничать собиралась, увлекать Смолянинова, смеялась искренно, когда говорил:

— Посмотрите вниз, как потешно люди семенят переваливаясь, — вот там толстый студент идет — каждую секунду упасть может. Если на себя посмотреть могли, никого на хоры бы не пустили… А я никогда не строил бы нарядных зал с хорами…

И смешного ничего в словах не было, а вниз посмотрела на студента толстого и рассмеялась, сначала весело, и не как в вагоне, когда поиграть захотела нервами, чтоб отдохнуть, позабыться, а вот тут, в первый раз услыхав человеческие слова простые, не было скрыто за ними ни желания, ни ревности, ни будущего, ни прошлого, ни игры в любовь без игры, — простые слова от мысли ясной — самою собой была, оттого и душой отдыхала.

Марш заиграли — вниз сошли.

— До свиданья, Феня…

— Я распорядительница, и вы моим гостем будете, — поужинаем вместе со всеми, — хорошо? Согласны?

Без всяких предисловий остался. Сошли вниз — старшекурсники Дракина уговаривают:

— Кирилл Кириллыч, оставайтесь с нами, вы питерский, наш — с нами ужинать…

Желторотые тоже галдят галчата:

— Оставайтесь, оставайтесь, не пустим…

И курсистки пищат, в петличку просовывая гвоздику красную:

— Идемте, идемте ужинать, с Феничкой вместе.

Феничка подошла.

— Дядя Кирюша, оставайтесь и вы, моим гостем будете.

— Только разрешите мне, господа, курить трубку, я целый вечер постился папиросами.

Доедали из буфета своего остатки непроданные и пивка притащили корзиночку, а Кирилл Кириллычу дали шампанское, предложили непроданное, недопитое.

— Разрешите, господа, из буфета мне заказать виски…

Кивнул головой лакею, и когда подавал тот, — из-за стола встал, отошел в сторону.

— Ужин из четырех блюд с закусками приготовьте.

— Поздно-с уже… два с половиной…

— Для меня не должно быть поздно, так и повару скажите, — сосчитайте, сколько особ тут.