Владислав Романов - Смерть во спасение

Два его сторожа, хоть и отличались исполнительностью, но большой сообразительностью не блистали. Обычно они сидели у входа в его юрту и по очереди спали сидя. Ярославичу потребовалось две недели, чтобы сделать скрытый подкоп и ускользнуть в одну из ночей.

Полог юрты Ахмата был не застегнут, и, войдя в неё, князь долго привыкал к темноте. Снаружи светила полная луна, а тут ни зги и кислый тошнотворный запах умирающего тела. Князь похолодел от одной мысли, что оракул уже умер. Привыкнув к темноте, он обнаружил и циновку, на которой тот лежал, приблизился, встал на колени, наклонился над лежащим, чтобы услышать его дыхание. Провидец неожиданно открыл глаза, и белки его глаз блеснули в темноте. Ярославич застыл в оцепенении.

— Я ждал тебя, — прошептал он. — Мне осталось жить два часа... на рассвете я умру...

— Я хочу знать...

— Не перебивай, мне многое надо тебе сказать. Бояться больше некого, я ведаю твои мысли и хочу сказать. Пройдёт больше века, когда начнётся изгнание татар. Больше века!.. — Ахмат замолчал, тяжело дыша. — Они мешают мне, душат!.. Возьми мою голову в свои руки, сядь в изголовье!

Александр повиновался.

— Сожми виски! Сильнее!.. Вот так... Он внук твоего внука, Дмитрий Иоанныч. Тебя нарекли Невским, его назовут Донским. Ты ныне ничего сам не изменишь, а твой сын только начнёт новый род, но все они без тебя ничего не сделают. Ты должен помочь им...

— Ещё прожить целый век? — изумился князь. — Но как?

— Не здесь, там...

— А тут умереть?

— Да. Но только так, как это случится. Берке на прощание поднесёт тебе чашу мёда, он будет отравлен, и ты не доберёшься домой...

— Я больше не увижу свою жену?.. — прошептал потрясённый Александр.

— Да, но тогда ты станешь мытарем и сможешь оттуда, с небес помогать своему народу... Как тебе подсобили Борис и Глеб. Без их поддержки ты бы не победил ни в одной из битв, они вселяли в тебя мужество и отвагу, они вели тебя и спасали во всём... — Ахмат облизнул запёкшиеся губы. — Дай глоток вина... Рядом...

Князь нашарил кожаный бурдюк, налил в чашу вина, поднёс к губам прорицателя, приподнял его голову. Звездочёт зачмокал ртом.

— Хорошо... Выпей тоже. Он что-то задумал...

— Кто?

— Чёрный маг хана, его он приставил следить за мной, и я решил умереть. Когда ты не свободен и в своих мыслях, то незачем жить... — Глаза звездочёта вспыхнули, зажглись в темноте, как два уголька. — И тут он не может мне помешать. А я хочу соединиться с Лейлой...

— Кто такая Лейла?

— Это неважно.

Он неожиданно замолчал, задумался, и благостная улыбка осветила лицо оракула.

— Я не верю тебе, — прервав молчание, жёстко выговорил великий князь. — Не верю тому, что ты сказал. Я сам прогоню татар через девять лет. Я докажу тебе!

— Ты же неглупый, Ярославич, — с трудом выговорил Ахмат, замахал руками, и Александр снова сжал его виски. — Совсем... не глупый... И мне незачем обманывать тебя. Да, я служил Темучину и Батыю и много зла причинил твоему народу. Я послал на костёр отца Геннадия, твоего учителя, и вина перед ним заставила меня задуматься о твоей судьбе. Может быть, этим я хоть немного искуплю её. Ибо ведаю, волхв бы не оставил тебя в беде. Поразмысли и подумай о будущем... Твоё право выбирать. И даже отказаться. Но ты должен знать и то, что тогда случится. Тогда... Тогда...

Он вдруг застонал, резко приподнялся, выгнувшись дугой, словно внутри него колотилась некая страшная сила, пытаясь вырваться наружу. Оракул захрипел, сопротивляясь ей, глаза его вдруг вспыхнули ярко и тут же погасли, тело безвольно рухнуло на циновку. Невский поднёс ладонь ко рту звездочёта. Он больше не дышал.

Князь перекрестился, закрыл глаза Ахмата. Поднялся, выскользнул из юрты, вернулся к себе тем же путём, лёг на циновку. Оракул намеревался рассказать и о том, что случится, если Александр откажется. Но не успел. А возможно, всё ловко подстроено. Зачем Берке убивать его? Он переписал Русь, подавил бунт, сборщики дани уже её собирают и отправляют воз за возом. Улавчий на днях даже пригласил его на обед, радуясь привозимым богатствам.

— Хан скоро примет тебя, князь, — улыбаясь и потчуя гостя всё той же копчёной кониной, пропел советник. — Мы, дети степей, долго помним обиды, но когда видим к себе доброе отношение то меняем гнев на милость...

Зачем Берке убивать того, чьими заботами кормится?

Но более всего терзала тоска по жене, детям, родному дому. Она была столь нестерпима, что подобно ржавчине выела и ту ночь, когда умер Ахмат, и его страшные наставления.

А вскоре и хан радостно принял его, устроил пир в честь русского гостя, сообщив, что сын князя Дмитрий побил ливонцев и вернулся в Новгород со славой и трофеями.

— Мы будем рады, если вы, русичи, и дальше будете уничтожать воинов папы и ослаблять его мощь. Вы станете богатеть за их счёт, а мы за ваш! — Он расхохотался. — Пью эту чашу вина за храбрость и подвиги твоего сына, князь.

Берке не только столом, на котором вместо кумыса, араки и конины стояло вино и бронзовела золотистая корочка верченого барашка, но и своим поведением, яркими речами старался походить на европейца. Его тёмно-синий, расшитый золотой нитью халат из тонкого шёлка, скроенный также по европейски, словно бросал вызов всем монгольским традициям, но здесь, в Орде, никто не осмеливался укорять за это властителя. За несколько лет он окружил себя верными людьми, льстецами и не прощал неверности, жестоко карая тех, кто даже в мыслях противоречил ему. За год жизни в Сарае, а Берке, несмотря на перемену своего отношения к Александру, не отпускал его, князь догадался, каким способом хан узнает самые потаённые мысли своих приближённых: его чёрный маг Карадин нагло прошаривает по ночам их головы, ища любую крамолу, и все боятся колдуна больше, чем самого властителя.

— Я приготовил для тебя приятную весть: мы не будем брать твоих ратников в свои походы, — улыбаясь, проговорил хан. — Пусть они бьются с ливонцами, литами и шведами, так разумнее. Ты рад?

Александр поднялся и отвесил глубокий поклон.

— Но не смей больше дерзить мне. Помни, я твой господин, который всегда прав!

— Я запомню эти мудрые наставления, — промолвил князь. — Доставь мне ещё одну радость: отпусти домой, к жене и детям, я давно их не видел.

— Мы так мало виделись, князь, и я хочу, чтоб ты погостил у меня. Завтра поедем вместе на охоту, ты покажешь мне свою сноровку и удаль! — весело воскликнул хан.

Улавчий радостно кивал головой, давая русичу понять, что отказываться нельзя, и Ярославич согласился. На охоте он шепнул ему, что князя отпустят, как только ханские сборщики вывезут всю дань.

— Уже совсем скоро, — добавил он.

Но не успели придти последние возы, как во Владимире, Суздале и Ростове вспыхнул бунт. Сам Берке отчасти был в том виновен. Чтобы побыстрее собрать весь ясак, он разрешил своим сборщикам дани продавать долги бесерменам, купцам из Золотой Орды. Те взамен шкур расплачивались золотом, шелками и бархатом, привезёнными из Китая и Венеции. Хан, превыше всего ценя злато и наряды, потворствовал этому. Бесермены, или, как звали на Руси, басурманы, наезжая на Русь в сопровождении летучих конных отрядов из диких татар, каковые охраняли их, самовольствовали, требуя только соболей да куниц и не желая брать бобров, медведей и белок, подчас отнимали силой всё, что имел охотник. Оттого и загорелся пожар ненависти. Александр порывался поехать и погасить его, но Берке его не отпустил.