Владислав Романов - Смерть во спасение

— А теперь прощайте все, — проговорил он. — Закончив один путь земной, начну другой, небесный.

Гунда со слугами залились слезами.

— Отойдите, вы только сердце растравляете своим плачем!.. — сердито проговорил новоиспечённый инок, и дьяку показалось, что в голосе князя вовсе нет скорбных ноток, а наоборот, присутствует некое нетерпение. Гунда даже реветь перестал.

Через полчаса Александра Невского не стало. Душа его, освободившись от тела, тотчас полетела во Владимир, в родной дом, и князь, увидев жену, долго смотрел на неё. Потом пришла кормилица, сын уже ходил, крепко схватившись за её руку. Ему так и хотелось прижать его к себе, но Васса тотчас что-то заподозрила и взглянула на мужа с такой оторопью, словно он и впрямь был рядом с ней.

— Что-то с Сашей случилось, — прошептала она.

Он готов был разрыдаться, и угол, в котором он стоял, стал светлеть. Князь выскользнул из дома, влетел в храм, где читал вечернюю молитву для прихожан митрополит Кирилл. Ярославич заслушался, но когда святой отец упомянул о нём как о кротком Давиде, который поможет им сбросить с себя ярмо рабства, тут герой Невский не выдержал и, сам не ожидая, высветился так, что митрополит его увидел. Он неожиданно умолк и, не отрываясь, смотрел на князя. И сразу же всё понял.

— Зашло солнце земли Русской... — прошептал он, и огромный храм Успения, заполненный людьми, замер.

Губы первосвятителя дрогнули, и слёзы выкатились из глаз. Люд владимирский подался вперёд, душой прозревая, что случилось что-то страшное.

— Чада мои милые, знайте, что ныне... — голос Кирилла сорвался, — что ныне благоверный князь великий Александр преставился...

На мгновение настала жуткая тишина. Гундарь, стоявший в первых рядах, запинаясь, вымолвил:

— Как же так?.. Как же мы без князя?..

— Погибнем, — прошептал Шешуня. — Погибнем без него лютой смертью!

И этот последний шёпот услышали все. Зал точно очнулся, и хор стенаний, воплей и безутешных рыданий обрушился на невидимого уже Александра. Если б он знал, что доставит такое горе своим приближённым, Ярославич бы сбежал из Орды. Он взмыл под купол и полетел обратно, чтобы вернуться в безжизненное тело. Его уже везли во Владимир. Он присел на крышу возка и стал смотреть на холмистую низину, открывшуюся перед ним. В самом низу петляла речка, скованная льдом, и мужики ставили плетённые из ивняка «морды», как назывались корзины-ловушки для ловли рыбы. Солнце только выкатывалось из-за деревушки, рассыпанной вдали на угоре, зажигая огненными искрами снег на склоне. Князь странным зрением впитывал утреннюю картину земного пробуждения, осознавая, что видит всё это в последний раз. Он уже не чуял ни холода, ни запахов, ни дорожных рытвин, ни бега реального времени. Но пока ещё видел и памятовал. И молил Бога оставить ему зрение и память. И Господь смилостивился.

анним утром 6 сентября 1380 года великий князь Дмитрий Иоаннович, стоя на коленях, молился в своём шатре. Ещё не всходило солнце, и лишь утлая походная лампадка перед иконой Христа рассеивала тяжёлый предутренний мрак. Лёгким дуновением ветра распахнуло полог, и он снова захлопнулся. Точно кто-то вошёл. Московский правитель оглянулся, но шатёр был пуст.

— На тебя уповаю, Спаситель наш, ты нам прибежище и сила, не дай покорить ворогу, столь много лет он поганит нашу землю, пьёт кровь нашу и костьми твоих рабов устилает победный путь свой. Доколе терпеть зло, дозволь очистить от него поля и дороги наши, подсоби, и мы прогоним его!..

Мигнул огонёк в лампадке, и внезапно посуровел лик Христа. Князь вдруг ощутил чьё-то прикосновение, будто кто-то стоял за его спиной. Он хотел повернуться, но не смог.

— Господь помнит о тебе, князь, и постоянно скорбит о твоих бедах, и в будущей битве ключи победы будут в твоих руках. Распорядись только ими, Дмитрий, разумно. Поверь мне, в сём деле чувства надобно поумерить и холодным рассудком измерить каждую сажень будущей битвы, каждый час её...

Глуховатый, похожий на шелест голос звучал за спиной. Иоаннович несколько раз в страхе перекрестился, но огонёк в лампадке яростно замигал, точно запрещая это делать.

— Не бойся меня, князь, я не призрак, прячущийся по углам, я дам на себя взглянуть, когда уходить буду, а пока слушай. Вчера воеводы твои спорили, переходить Дон или нет, да так ни к чему и не пришли. Если так и сражение вести будешь, то проиграешь. Ты первоначальник, ты и командуй, а не слушай, что остальные болтают. Дон перейдёшь тотчас же. Туман выпал, он скроет переправу, брод рядом. Не мешкай! Встанешь на берегах Непрядвы. В бой ринешься первым, пусть все узреют, кто их повёл. Перед битвой ободришь полки, всех осени крестом. Начав бой, отойди назад, чтобы другие видели, что великий князь жив и направляет ход победы. Засадный полк выведешь через три часа. Через три, не раньше. Я велел Сергию Радонежскому прислать тебе несколько иноков: Пересвета, Ослябю, они внутри дружин будут поднимать дух ратников... — Голос за спиной на мгновение умолк, потом послышался тяжёлый вздох. — Солнце встаёт, я должен уходить. Ты всё запомнил, княже?

— Да...

— Не забудь. Ты должен победить. Я верю в тебя!

Послышался шорох, шелестение одежд. Струя утреннего света пролилась в шатёр.

— Я могу взглянуть на тебя?

— Да.

Князь обернулся. В роящемся ярко-светлом луче стоял закованный в латы и с мечом у пояса высокий рыцарь. Его лицо скрывал тяжёлый остроконечный шлем. Воин снял его, открыв узкий лик с тёмной бородой. Дмитрий Иоаннович вгляделся, и дыхание перехватило.

— Александр Ярославич?.. — точно не веря своим глазам, прошептал он.

— Я долго ждал этого часа! И кажется, дождался. Мы, твои прадеды, будем с тобой. Не говори никому об этой встрече. Когда увидимся, поймёшь почему. Прощай! Господь верит в тебя и желает русичам победы!

Он откинул полог и ушёл. Князь опомнился через мгновение, выскочил следом, но за шатром густился плотный туман, и лучи солнца ещё не прокалывали его.

«Значит, тот свет исходил от него, — подумал Дмитрий. — Туман, густой туман, под его покровом и переправимся...»

Через четыре часа хан Мамай, узрев, как бегут его рати, воскликнул: «Велик Бог христианский!» — и кинулся следом.

Александр Невский, стоя в широкой воздушной ладье, вознесённой над краем Куликова поля, не скрывал своих слёз.

— Благодарю тебя, Господи, что позволил мне увидеть то, о чём мечтал мой народ. Я знаю, это только начало. Но оно наступило. И я счастлив!

Он осенил широким крестом всех павших, и большая ладья тронулась с места. Ещё через мгновение она скрылась из виду. Дмитрий Иоаннович, наречённый в тот победный час Донским, её уже не видел. Оглушённый, он лежал под срубленным деревом, прикрыв глаза. Слышал голоса князей, брата Владимира, его призывающих, и не мог откликнуться. Вспомнил утреннюю встречу с Александром, и спазмы снова перехватили горло. Слёзы радости окропили иссечённое лицо.