Владислав Романов - Смерть во спасение

Услышав о новых пятистах кострах, зажжённых русскими ратниками, полководец не на шутку встревожился.

— Если предположить, что у костра вкруговую восемь-десять дружинников, то к Ярославу подошли четыре-пять тысяч свежих сил. Две собрали новгородцы. Кто ещё?

— Дружину мог послать брат Георгий, великий князь владимирский, или племянник Василько из Суздаля... — неуверенно доложил воевода.

— Отто, я должен знать наверняка: кто, откуда, сколько их, чем вооружены и чем они дышат! — в ярости прошипел Волквин. — Я тебе за это хорошо плачу.

— Я не виноват, ваша светлость, что эти новгородцы меняют князей каждые два года. Не успею я заполучить наушника в его окружении, как он уходит...

— Но Ярослав возвращается уже в третий раз, — напомнил магистр.

— Я, кажется, нашёл у него толкового человечка, но не успел с ним связаться, — пробормотал воевода.

— Твоё «не успел», Отто, может всем нам стоить жизни, — колючие глаза Волквина впились в помощника, как две дикие пчелы, и тот оцепенел: он слишком хорошо знал, сколь бывает беспощаден гнев великого магистра. — Так вот узнай хотя бы одно: действительно ли прибыла помощь, или костры всего лишь хитроумие Ярослава. И сколько прибыло? Ступай!

Раушенбах поклонился и вышел. Магистр вернулся на половину Всеславы, сел на походную кушетку, где возлежала его сладкая наложница.

— Боже, какой я дурак. Господь, подарив мне тебя, лишил последних мозгов. Я понадеялся на своих воевод, они-де, как всегда, расстараются, но, кажется, проморгал эту битву, — с горечью признался епископ.

— Но ты ещё не начинал её, — удивилась Всеслава.

— Для того чтоб это узнать, иногда и начинать не стоит! Я не первый раз приступаю к сражению... — дружелюбно проворчал он, вытягиваясь, как пёс, во всю длину кушетки. — Приласкай меня, моя девочка...

Ярослав потчевал ужином младшего сына, который, не успев приехать, подарил ему столь блестящий обманный умысел.

— Нет, каков у меня сын, Шешуня! Я всегда говорил, что из него вырастет знатный полководец, — восторженно гудел князь.

— Я помню, помню, — двусмысленно кивал таинник.

— Что ты помнишь? — возмущался князь, почуяв скрытый подвох в его голосе. — Что ты вообще можешь помнить?

Александр молча сидел за столом, почти не прикасаясь к еде. Он выпил чашу крепкого ядрёного кваса, съел пол репы, но от жирной баранины, запечённой на вертеле, отказался. Его от одного её запаха мутило.

— Надо бы выставить толковых сторожей на подходе к пустым кострам, — неожиданно проговорил мальчик.

— Толковых сторожей? — облизывая жирные от баранины пальцы, отозвался Ярослав.

— Я бы на месте неприятеля обязательно проверил, взаправду ли пришло подкрепление или же его водят за нос, и послал бы своих лазутчиков. Это же так просто.

Князь, сверкнув глазами, взглянул на Шешуню и опрокинул бражный кубок.

— Это же так просто! — повторил Всеволодович и громко расхохотался. — Мой сынок считает нас с тобой, Шешуня, полными дураками. Ха-ха-ха! Вот дожил!

— Мы выставили заслоны, — кивнул княжичу Шешуня. — Ни одна мышь не проскочит.

— И ещё я бы ударил несколькими знамёнами с разных сторон, чтобы привести противника в замешательство и подтвердить, что мы имеем численный перевес. И хорошо бы сделать это, не дожидаясь рассвета...

Ярослав, нахмурившись, внимательно слушал сына. В его положении идти на открытый честный бой было нельзя. Когда литвины ощутят своё превосходство в хоругвях, то будут биться с удвоенной силой и победят. Если уж говорить откровенно, то их ровно вдвое больше, и как только они это осознают, то одолеть литовцев станет невозможно. Александр прав.

— Я об этом же и думал, сынок, — спокойно промолвил Ярослав. — Мы так и сделаем.

Не дожидаясь восхода солнца, шесть отрядов русичей вторглись в сонный лагерь литовцев, смяли сторожей и начали крушить всех подряд. Внезапность нападения, растерянность неприятельских воевод, стремительные атаки с разных флангов сделали своё дело: враг дрогнул и побежал. Всё свершилось за два часа. Лишь одной тысяче ратников удалось уйти вместе с Волквиным. Победителям достались шатры, наполненные добром, и дружинники теперь перетаскивали его на свой берег.

— Ну как, ты доволен? — вернувшись из боя и увидев сына, улыбнулся князь.

— Два псковских отряда на правом фланге чуть не сорвали всю атаку, брода найти вовремя не могли, замешкались, — подумав, отметил Александр.

— Вот как? — удивился князь. — Но это уже не важно, мы победили.

— Победы тоже бывают разные, — глубокомысленно произнёс княжич.

Ярославу вдруг захотелось зажать сына между ног и как следует отстегать плёткой за этот поучающий тон в разговоре с отцом, но он сдержался: куча добра, приносимого дружинниками, уже переросла его шатёр.

— Что это за шнурок у тебя на шее? — Отец заметил чёрную скрученную нитку, вытащил её и долго разглядывал прикреплённую к ней фигурку берегини, райской птицы с женским лицом, заключённую в кольцо. — Кто надел эту дрянь на тебя?

Александр покраснел, но не смог выговорить ни слова. Отец Геннадий раскопал сказ о волшебной птице-берегине в старых новгородских летописях. Когда-то она спасала людей, охраняла дома и грады, пряча её лик под рубахой, русские богатыри отправлялись на кровавую сечу. Монах сам нашёл резчика, освятил сей амулет в церкви, дабы он не ослаблял силу креста, и повесил перед дорогой княжичу на шею, разъяснив:

— Святой крест душу спасает, а птица сия пусть твоё слабое ещё тело сбережёт, коли в бой пойдёшь!

О берегине Ярославичу ещё мать рассказывала, и дядька Яким, но резкий, оскорбительный тон отца заставил Александра оцепенеть.

— Я тебя спрашиваю! — князь бросил резкий взгляд на Шешуню, стоящего рядом, но тот лишь пожал плечами. — Это византийские монахи на тебе надели?.. Отвечай, когда с тобой отец разговаривает!

— Да... — еле слышно вымолвил княжич.

Князь сорвал нитку, бросил её на землю, втоптал берегиню в грязь.

— У тебя на шее, кроме родительского крестика, ничего висеть не должно боле! Запомнил?! — в ярости выкрикнул Ярослав.

— Да, — побледнев, прошептал Александр.

— А ты ворон ловишь? — прорычал князь, оборотившись к Шешуне. — Порчу наведут, голову сниму.

— Так я ж не дядька...

— Ты ж да я ж, все в стороне, когда беда приходит! — оборвал таинника Всеволодович. — Отвезёшь княжича в Новгород, он мне больше не нужен. Я отправляюсь преследовать литвинов!

Подскакал на коне Памфил.

— Новгородская дружина прибыла, князь.

— Им что, попировать по случаю победы захотелось? — усмехнулся он, и ратники, стоявшие рядом, громко засмеялись, услышав шутку князя.

Ярослав и сам просиял, ощущая себя победителем, взглянул на холодное, сумрачное лицо сына, подошёл к нему, положил руку на плечо, легонько сжал его.