Владислав Романов - Смерть во спасение

— Это в сказках так.

— А на сказках и взросли.

Княгиня вошла неслышно, прервав их спор.

— Колья во рвах посеяли? — строго спросила она.

— Стоят уже! — бодро ответил за князя Шешуня.

Феодосия налила себе чашу холодного клюквенного настоя, сделала несколько глотков, села за другой конец стола.

— Сколько за мир степняки просили у рязанцев? — неожиданно поинтересовалась она.

— Десятину со всего, — отозвался Шешуня.

— Тут можно и поторговаться, — поразмыслив, промолвила Феодосия, глядя перед собой.

Таинник с удивлением взглянул на Александра.

— Стать данниками этих варваров? — возмущённо воскликнул молодой князь. — Да лучше погибнуть, нежели честью поступиться.

— Ещё не жил, а уже умереть охота, — огрызнулась княгиня. — Так иди, никто не держит! Рязанские князья свои головы сложили да весь народ за собой увели. Коломна, Москва да Суздаль ушли следом, ныне черёд Владимира. Кабы одни только князья из-за своей гордыни страдали, я бы и жалеть не стала. О народе кто из вас помыслит? О младенцах, кои невинны? Хотите Русь в пустыню превратить? Не дам! И тебе, Александр, не позволю. От десятины не обеднеем. Когда силы накопите, тогда и прогоните степняков. Так мне Богородица, явившись во сне, сказала.

Феодосия поднялась, трижды перекрестилась на икону Богоматери и вышла из палаты.

Князь молчал, оцепенев, потрясённый этими простыми словами матери.

— Вот так вот! — непонятно к чему с лихим азартом выговорил Шешуня.

— Мать права, — помедлив, изрёк Александр.

— Так что, и в осаду не сядем? — изумился таинник.

— Насколько сил хватит, столь и сидеть будем! — твёрдо произнёс князь.

7 февраля пал Владимир. Батый вновь предложил владимирцам стать его данниками, монголы показывали жителям, собравшимся на крепостной стене, пленённого ими княжича Владимира Георгиевича, который от волнения и слёз не мог выговорить ни слова. Плакала и жена его, простирая к нему руки. Хан надеялся, что братья княжича не станут упрямиться, но всё случилось наоборот. Новая попытка степняков приблизиться была встречена градом стрел, а накануне штурма жена великого князя Агафья с дочерью, снохами и внуками приняли схиму, готовясь к смерти.

Утром 7-го тысячи стрел обрушились на защитников крепости, и сотни лестниц со всех сторон упали на стены. Через час всё было кончено. Родные великого князя запёрлись в Соборной церкви. Сыновья Всеволод и Мстислав попытались прорваться из города, но погибли. Монголы подожгли церковь, выломали дверь, помня о богатствах храма, перерезали всех, кто там находился, подвергнув опустошению главный придел Руси.

В феврале же Батый захватил четырнадцать русских городов: Ростов, Переяславль, Ярославль, Юрьев, Дмитров, Городец и другие, нигде не встречая больше сопротивления и подбираясь к лагерю великого князя Георгия, который с братом Святославом и племянниками в каком-то странном оцепенении стоял на Сити, имея больше десяти тысяч ратников. Князь уже знал о гибели дочери и сыновей, жены и внуков, неустанно молился Господу, призывая его изъявить милость и даровать ему победу.

Батый осторожничал. Он окружил владимирского правителя, замкнув его в кольцо и рассчитывая без труда перебить его дружину, но Георгий Всеволодович первым напал на врага, держался стойко и храбро. Битва шла весь день 4 марта, с утра до позднего вечера, немало степняков сложили свои головы, но силы были неравны. Великий князь пал в бою. Монголы, разъярённые его упорством, уже мёртвому отсекли ему голову и отбросили прочь. Василько, сын старшего из Всеволодовичей Константина, легко раненный, попал в плен.

Батый повелел лекарям перевязать его, накормить и привести к нему. Он встретил князя в своём шатре, усадил его напротив, сообщив, что почти все города среднеравнинной Руси покорены им.

— Многие превращены в руины, иные сожжены, стёрты с земли, как их жители. Нет более вашего великого князя, а завтра та же участь постигнет Псков и Новгород и все южные владения, — ласково улыбаясь, заговорил хан. — Я не хвалюсь этим, поверь мне, князь, мы предлагали мировую ещё рязанцам, но они отказались, за что и пострадали...

Внук Темучина выдержал паузу, давая возможность слугам разлить по пиалам кумыс. Властителя улуса на Яике ещё с момента нашествия на Русь терзала одна соблазнительная затея: сманить двух-трёх русских князей на свою сторону, дать им по полку или тумену, чтобы те сами привели свой народ к смирению перед великим монгольским ханом, сделали бы людей послушными и покорными любой его воле. Даже Ахмат не сразу оценил весь блеск сей затеи, но, вдумавшись, он восхитился: лишь незаурядный правитель способен замыслить такое.

Хан глотнул холодного пронзительно-кислого кумыса, зачмокал от наслаждения полными губами.

— Попробуй, князь, нашего зелья, — предложил он. — От него тоже голова кругом идёт!

Однако Василько Константинович не только не притронулся к пиале с кобыльим молоком, но и продолжал сохранять на лице отчуждённо-хмурый вид.

— Всё это я говорил к тому, что хочу предложить тебе, князь, служить у меня, — ничуть не смутившись отказом от кумыса, продолжал Батый. — Ты мне нравишься. Хочешь, я назначу тебя великим князем всей русской земли? Ведь твой отец давно враждовал с твоими дядьями, верно, они унижали и тебя, ты должен отомстить. Будем друзьями!

Луноликий хан расплылся в ласковой улыбке. Первое подобное предложение он сделал после разгрома рязанцев князю Олегу Красному, захваченному в плен. Но тот сразу же отказался, за что его и четвертовали. Это была вторая весьма смелая попытка. Интуитивно властитель действовал правильно: он выбирал не прямых наследников, а их племянников, молодых, сильных и в чём-то ущемлённых.

— Ну так как, князь?

— Лютые кровопийцы, враги моего отечества и Христа не могут быть мне друзьями, — помолчав и презрительно скривив губы, дерзко ответил Василько. — Ты всё равно погибнешь. Возмездие рано или поздно настигнет тебя.

Батый побагровел от гнева.

— Больше ты ничего не хочешь мне сказать? — не глядя на князя, спросил он.

— Нет!

Хан шумно вздохнул, лениво взмахнул рукой. Слуги схватили князя, вытащили его из юрты.

— Стойкий народец эти русичи, не вам, бухарцам, чета. Ну да сыщем своих и среди них, — усмехнулся внук Темучина, допивая кумыс. — Остались Новгород и Псков, два крепких орешка. Кто у нас правит в Новгороде?

— Александр Ярославич, — сообщил Ахмат.

— Это тот самый, которого твои волхвы оберегали? Оракул кивнул.

— Что ж, попробуем и его на зубок, — невесело отозвался Батый, — сбережённого твоего.

Зима ещё лютовала по ночам, накрепко сковывая ручьи и лужи, покрывая ледяным настом дороги, но днём, на солнце, её власть обрывалась: вздувались полыньи на реках, лысели пригорки и не умолкая горланили птицы.