Виктор Поротников - Василий Буслаев

Евпраксия встала и потянула Василия за руку.

– Сначала в бассейн, а затем в теплую постельку! – с обольстительной улыбкой сказала она. – Сегодня ночью я буду исполнять все твои желания.

Несколько дней спустя германский король и вся его свита погрузились на корабли в гавани Вуколеон и под звуки труб, звучащих с берега, отчалили в открытое море, подернутое вдали белесой рассветной мглой.

Среди греческих грузовых судов шла на веслах и красная новгородская ладья.

Сорок крутобоких кораблей, вытягиваясь длинной вереницей, проплывали сначала мимо крепостных стен, громоздившихся на береговых скалах, затем совершали поворот на юго-восток, повторяя маневр головного судна и подставляя паруса свежему бризу.

Несмотря на ранний час, множество жителей Константинополя вышло проводить в путь воинство германского короля. Люди спозаранку поднялись на стены и башни, обращенные к морю, чтобы помахать на прощание рукой воинам Христовым. Были и такие среди ромеев, кто поминал крестоносцев крепким словцом, вкладывая в ругательства всю свою радость от избавления от этой напасти.

Радовались прежде всего знатные византийцы, усадьбы и дома которых в предместьях столицы подверглись разграблению воинами Конрада.

– Уж и не знаю, какого святого благодарить, что наконец-то избавился от этой прожорливой оравы! – молвил эпарх Андрокл, претерпевший по своей должности немало неприятностей со стороны алчных крестоносцев. – Поставлю в храме на обедне свечи всем святым угодникам, чтобы никого не обидеть.

– Обеднела наша казна после такого нашествия, пришлось поистратиться на подарки королю Конраду и его графам, – проворчал ризничий Евмений, – а ведь где-то на подходе к Константинополю находится еще войско французских крестоносцев. Эта саранча похуже немецкой будет, ибо король Людовик не родственник и не союзник василевсу.

– Все амбары опустошены, все винные погреба, – вздыхал градоначальник, – чем французских рыцарей кормить, ума не приложу. Придется скот резать, хотя землевладельцы все стада загодя в горы угнали.

– Голодом нужно выпроваживать крестоносцев из Константинополя, а не пирами их тешить, – зло проговорил Феофилакт.

Логофет дрома был настроен непримиримее всех.

Накануне Феофилакту не удалось уговорить Доминику остаться дома, упрямая девица все-таки потащилась в Азию за своим мужем. Ее не остановили ни слезы матери, ни просьбы брата, ни угрозы отца.

«Чем приворожил нашу дочь Василий Буслаев? – недоумевал Феофилакт. – Ведь они виделись-то раза три до дня казни. Пригрел я этого русича, как змею на груди!»

Феофилакт приблизился к Евпраксии, одиноко стоящей в стороне.

Вольный ветерок трепал тонкое покрывало на голове матроны, скрепленное на лбу позолоченной диадемой. Служанки Евпраксии остались внизу возле кареты.

– Привет тебе, красавица, – сказал Феофилакт.

Евпраксия, не оборачиваясь, ответила на приветствие.

– Ну что, виден еще корабль Василия Буслаева?

– Пока еще виден, – тихо ответила матрона.

– Понимаю твою печаль, – едко заметил логофет, – какой отменный любовник тебя покинул. И покинул навсегда! Есть отчего прийти в отчаяние.

Евпраксия холодно взглянула на Феофилакта, говоря взглядом: «Как ты низок!» Но вслух она ничего не сказала.

Феофилакт, чувствуя это незримое превосходство душевно более благородной Евпраксии, от досады захотел сделать ей еще больнее и промолвил предупреждающим тоном:

– Василевс тобою недоволен, красавица. Божественный подозревает тебя в государственной измене. Извини, но в такой ситуации я тебе больше не друг.

Феофилакт хотел было отойти прочь, но задержался на месте, заметив небрежную усмешку на устах Евпраксии.

– Чему ты улыбаешься? – хмуро спросил он.

– Как вы смешны оба с василевсом, – сказала Евпраксия. И жестко добавила: – Запомни, я больше не страшусь гнева василевса и не нуждаюсь в твоей дружбе!

– Поглядим, что ты заговоришь, когда палач накинет петлю тебе на шею! – прошипел Феофилакт, отходя в сторону.

Феофилакт не мог видеть, как Евпраксия сорвала с шеи сатанинский амулет и выбросила его со стены в море.

Когда вереница удаляющихся кораблей стала еле различима в туманной дали, а очертания красной ладьи исчезли совсем, Евпраксия отошла от высоких бойниц к противоположной стороне верхней крепостной площадки, откуда открывался захватывающий вид на город. Она поднялась на невысокий каменный барьер, перекрестилась быстрым движением и смело ринулась вниз с огромной высоты.

Крестоносное войско высадилось на берегу обширного Никомедийского залива. Последним отрядом, сошедшим с греческих судов на сушу у стен города Никомедии, была свита германского короля.

Гудит военный стан на равнине.

Там, где расположились крестьяне со своими семьями, был слышен детский плач и лай собак.

Русские ратники разбили палатки рядом с шатрами воинов Фридриха Швабского.

Швабы держались особняком в немецком воинстве, гордясь тем, что король Конрад родом был из древнего швабского рода Штауфенов. Вот уже больше десяти лет Штауфены управляют германскими землями к неудовольствию саксонских и баварских герцогов. Потому-то в войске Конрада было так мало рыцарей из Баварии и Саксонии.

Заплатив греческим навклерам, новгородцы оставили свою ладью, вытащенную на берег, под их присмотром.

– Через год кто-нибудь из нас вернется сюда, чтобы морским путем отправиться обратно на Русь, – сказал Василий никомедийцам.

Греки многозначительно переглядывались между собой.

Один из навклеров спросил у Василия:

– А если никто из вас не вернется?

– Этого не может быть, – без раздумий ответил Василий.

– Вся земля отсюда и до Иерусалима усеяна костями крестоносцев, витязь, а ты говоришь, такого не может быть, – усмехнулся грек. – Я не пророк, но могу сказать с уверенностью, что немногие из войска короля Конрада смогут вернуться назад.

– Мы – русичи! – горделиво промолвил Василий. – И мы вернемся!

Навклеры не стали спорить с ним: будущее покажет.

На следующий день после высадки с кораблей Конрад произвел смотр своих конных и пеших полков. Широкое поле между лагерем и берегом залива покрылось отрядами конницы и густыми рядами пехоты. Реяли на ветру знамена, топорщились частоколы длинных копий, сверкая на солнце острыми наконечниками. Овальные и треугольные щиты с крестами и геральдическими значками рыцарей живописно выделялись на фоне белых плащей конников и серых накидок пешцев.

Рыцари приветствовали короля, объезжающего верхом воинские шеренги, поднимая над головой копья, украшенные узкими флажками.