Виктор Поротников - Василий Буслаев

Понукая мулов, всадницы двинулись по разбитой дороге на запад.

Анфиска ехала впереди, постоянно поглядывая по сторонам и назад. Тревога не покидала ее. Далеко ли сарацины? И что им делать, ежели они наткнутся на них?

Полдня беглянки ехали по дороге, не останавливаясь.

Завидев вдалеке крестьянский обоз, медленно одолевающий подъем, Анфиска решила сделать привал. Наездницы свернули с дороги к небольшой роще посреди равнины.

Они не стали разводить огонь, расположившись на опавших листьях под кронами деревьев, похожих на липы и клены.

К большому огорчению Доминики, во фляге кончилось вино. Ей пришлось подкреплять свои силы всухомятку.

После скромной трапезы на Анфиску навалилась не то лень, не то усталость. Видя, что Доминика и ее служанка задремали в обнимку под деревом, Анфиска улеглась с ними рядом, завернувшись в плащ.

«Видит Бог, я заслужила небольшой отдых, поскольку уже второй день не снимаю с себя кольчугу и опекаю двух этих неженок!» – засыпая, подумала Анфиска.

Беглянок разбудил шум сражения.

Доминика и болгарка никак не могли сообразить, с какой стороны доносятся воинственные крики и лязг железа. Обе бестолково вертели головами спросонья.

Анфиска влезла на дерево со спины мула. Оглядев окрестности, она спустилась на землю.

– Крестоносцы бьются с сарацинами на равнине недалече отсюда, и на дороге тоже сеча идет, – поведала Чернавка своим испуганным спутницам. – Придется нам переждать, покуда битва закончится.

– Кто же одолевает, крестоносцы или сельджуки? – спросила Доминика.

– Не разобрала я, – ответила Анфиска, – но, по-моему, сельджуки сильно теснят крестоносцев. Всадников у сарацин очень много. Всюду, куда ни глянь, конница сарацинская скачет.

– Ежели сельджуки одолеют крестоносцев, что с нами будет? – забеспокоилась Доминика.

– Нам теперь в любом случае к морю выбираться надо, – сказала Анфиска, – поскольку и христианское войско тоже к морю отступает. – Она прислушалась, вытянув шею. – Кажется, стихает битва-то…

Доминика и служанка тоже вслушались в гул многих тысяч копыт, растекающийся по равнине. Звона мечей больше не было слышно.

Упав на колени, Доминика принялась исступленно молиться, сложив ладони и подняв лицо к небу.

Осенний лес с тихим шорохом ронял на землю темно-желтые листья.

Каркала стая ворон, кружившая над верхушками деревьев.

«Воронье слетается, значит, битва и впрямь закончилась», – промелькнуло в голове у Чернавки.

Когда на землю опустилась вечерняя пелена, беглянки осмелились наконец снова выбраться на дорогу. Они пугливо озирались по сторонам, объезжая попадавшиеся у них на пути тела убитых воинов. Иногда копыто мула цеплялось за валяющийся в дорожной грязи шлем или наступало на брошенный щит.

– Не лучше ли нам догнать войско крестоносцев? – робко обратилась Доминика к Чернавке. – А то мне страшно.

– Обратно к мужу захотелось? – криво усмехнулась Анфиска.

Сумерки все больше сгущались. Налетал порывами холодный ветер.

Доминика окликнула Чернавку:

– Я устала, Анфиса. Пора остановиться на ночлег.

– Не будет ныне ночлега, – отозвалась Чернавка. – Будем ехать всю ночь напролет, покуда не догоним крестоносцев. Верну тебя Василию, и дело с концом!

Доминика обиженно примолкла, когда служанка перевела ей ответ Анфиски.

Спустя какое-то время невдалеке раздался заунывный волчий вой.

Мулы испуганно запрядали ушами.

Наступила ночь.

Мулы шли усталым шагом. Доминика и болгарка постоянно клевали носом. Анфиске приходилось то и дело толкать в плечо то одну, то другую, чтобы те не свалились с седла.

Понемногу сон стал одолевать и Анфиску, ее голова в островерхом шлеме неумолимо клонилась на грудь, слипались глаза.

Неожиданно впереди через дорогу перемахнули какие-то смутные тени, еле различимые во мраке ночи, прозвучали торопливые удаляющиеся шаги.

Анфиска вынула меч из ножен и положила длинный клинок себе на плечо.

Вместе с запахом полыни ветер донес до Анфиски запах крови. Скоро Чернавка различила в темноте на обочине мертвую лошадь, на бугристой равнине справа от дороги белели плащи убитых крестоносцев, лежащих как попало.

«Похоже, еще одна сеча была здесь», – подумала Анфиска. Мул под ней зафыркал, чуя близость хищников, и поскакал резвее.

Вдруг сзади раздался негромкий жалобный вскрик Доминики. Анфиска резко натянула поводья. Она увидела, что подъехавшая к ней Доминика все больше заваливается на шею мула. В боку у Доминики торчала стрела.

– Поддерживай свою госпожу в седле, – приказала Анфиска служанке, – и скачем поскорее отсюда!

Болгарка взяла Доминику за руку, поравнявшись с нею. Чернавка же схватила поводья мула гречанки, потянув его за собой и что есть силы понукая своего.

Они не проехали и ста шагов, когда служанка встревоженным голосом сообщила Анфиске:

– Доминика ранена стрелой! Ей плохо!

«Только что заметила, дуреха!» – со злостью подумала Анфиска. И коротко бросила в ответ:

– Знаю!

Доминике и впрямь делалось все хуже и хуже. Она стонала и жаловалась, что ей трудно дышать. Потом гречанка потеряла сознание и свалилась с мула на землю, несмотря на старания служанки ее поддержать.

Две молодые женщины, спешившись, склонились над упавшей.

– Умерла? – чуть не плача, воскликнула болгарка.

– Жива пока, – ответила Анфиска, осторожно приподнимая гречанку.

– Надо выдернуть стрелу из ее тела, – сказала болгарка.

Анфиска возразила:

– Коль выдернем стрелу из раны, кровь сразу хлынет ручьем, а вместе с кровью уйдут и все силы. Тогда Доминика не то что верхом ехать, даже рукой пошевелить не сможет.

– Что же ей, бедняжке, так и мучиться со стрелой в боку?

– До рассвета потерпит, а как развиднеется, я перевяжу ей рану потуже. Оставлю тебя с Доминикой в каком-нибудь укромном месте, а сама постараюсь догнать крестоносцев, чтобы вернуться за вами с повозкой.

Доминика пришла в себя и попросила пить.

– Нельзя тебе сейчас пить, – сказала Анфиска.

Вдвоем с болгаркой они посадили стонущую Доминику на мула, велев ей крепко держаться за гриву. Двинулись дальше. Болгарка держалась подле гречанки, придерживая ее рукой.

У Доминики начала кружиться голова, ее мучила жажда.

Анфиска велела болгарке сесть на мула Доминики, чтобы поддерживать раненую сзади. Служанка нехотя повиновалась. Вскоре Доминика опять лишилась чувств.

Очнувшись, гречанка уже не просила, но настойчиво требовала воды. У нее начинался жар.

Анфиска свернула с дороги к темнеющим невдалеке деревьям.

Лес встретил беглянок шелестом опадающих листьев и тягучим шумом ветра, запутавшегося в ветвистых кронах дубов и буков.