Виктор Поротников - Василий Буслаев

– Друг мой, – с улыбкой обратился к Фридриху Людовик, – неужели поражение твоего дяди вселило в тебя такую уверенность в неодолимости сельджуков? По-твоему, мои рыцари годятся лишь на то, чтобы опасливо обходить стороной владения иконийского султана? Ты обижаешь меня, честное слово!

– Слова герцога попахивают малодушием! – вставил граф Орлеанский, с вызовом взирая на Фридриха Швабского.

Между рыцарями вспыхнула перебранка. Немцы возмущались вызывающей дерзостью графа Орлеанского. Французы полагали, что граф вступился за честь своего короля.

Василий, сидящий в сторонке у самой полотняной стенки шатра, саркастически усмехнулся, глядя на происходящее.

«Как бабы на торгу, ей-богу!» – подумал он.

Порядок в шатре восстановила Элеонора.

– Славные сеньоры, надеюсь, вы не обнажите мечи друг на друга! – воскликнула она. Рыцари притихли. – Кто более прав из нас, я или Фридрих, покажет время. Теперь надо решить, какой путь нам избрать. Слово за королем Франции!

Людовик почмокал толстыми влажными губами и с важным видом произнес:

– Король Франции принимает выбор своей супруги. Идем на Дорилей!

Французские рыцари принялись громко приветствовать Людовика и Элеонору.

– Пусть дрожат подлые сельджуки! Завтра наше войско пойдет по их земле! – воскликнул граф Орлеанский.

За растянувшимся на марше войском Людовика с дальних холмов постоянно наблюдали конные сельджуки. Всадники султана появлялись внезапно и так же внезапно исчезали. Так прошло два дня.

На третий день сельджуки осмелели и приблизились довольно близко к крестоносцам, разбивающим лагерь.

Два сарацина, выстрелив из луков по отряду французских рыцарей, стремительно поскакали прочь.

Обе стрелы вонзились в землю возле копыт коня графа Орлеанского.

– Жалкие трусы! – презрительно промолвил граф. – Неужели сарацины надеются одолеть нас одними стрелами?

– Чего еще ожидать от этих азиатов! – небрежно усмехнулся барон Роканкур.

– Я думаю, сельджуки нападут на нас ночью, – высказал предположение граф Гийом Неверский.

Однако ночь прошла спокойно.

Утром войско крестоносцев двинулось дальше.

Небо затянули тяжелые грязные облака. Моросил мелкий дождь.

– И это зима? – удивлялись русичи. – У нас на Руси уже снег лежит и холода такие, что без теплой шубы не выйдешь.

– Бывало, идешь по улице, а снежок так и поскрипывает под сапогами.

– А дышится-то как легко после снегопада!

Ратникам было приятно вспоминать о том, что близко и понятно каждому из них. Им хотелось пробуждать в памяти впечатления о жизни, оставшейся дома – на Руси.

Крестоносцев встречали пустые разоренные селения. У них на пути то и дело попадались полуразложившиеся трупы воинов-христиан, словно грозное предостережение или вызов от сторонников прорка Мухаммеда. Французы предавали земле останки собратьев-крестоносцев и продолжали свой путь, горя желанием поскорее скрестить мечи с сельджуками.

На одном из переходов на колонну крестоносцев с двух сторон набросилась конница сарацин. Главный удар пришелся на пехоту. Пока рыцари разворачивались и перестраивались, сельджуки привели пешцев в смятение, обратив большую их часть в бегство.

Стойкое сопротивление оказали сарацинам лишь немецкие ландскнехты, русские ратники и несколько сотен нормандцев, которые с такой свирепостью орудовали своими секирами, что устроили на дороге настоящий завал из порубленных всадников султана и мертвых лошадей.

Когда сельджуки были отброшены рыцарской конницей, Людовик с супругой и свитой пришли полюбоваться на кровавую работу нормандцев.

– Дорогой герцог, ты по-прежнему считаешь, что сельджуки сильнее нас? И что для сохранения войска нам следует двигаться в Сирию через владения византийцев? – с нескрываемой иронией обратился Людовик к племяннику германского короля.

Фридрих тактично промолчал, видя, что Людовик и его вассалы упиваются одержанной победой.

Ночью стан крестоносцев был засыпан множеством сарацинских стрел. Конные лучники султана гарцевали в каких-нибудь ста пятидесяти шагах от крайних палаток христианского лагеря. Многие стрелы сельджуков были обмотаны просмоленной паклей и подожжены. Сарацинам удалось воспламенить несколько шатров в самом центре стана, в том числе огромный королевский шатер.

Людовик выбежал из горящего шатра в исподней рубахе, но в кольчуге и шлеме, с мечом в руке. Не отстававшие от короля слуги на ходу набросили ему на плечи белый плащ с красным крестом.

– Ко мне, мои верные друзья и вассалы! – кричал Людовик, нимало не смущаясь своего внешнего вида. – Проучим эту свору ночных разбойников, которые именуют себя воинами Аллаха! Эй, трубач, труби общий сбор!

Подбежавший к королю трубач поднес к губам изогнутый медный рог, но в следующий миг его сразила шальная стрела. Он упал прямо к ногам Людовика.

Телохранители заслонили короля щитами.

Людовик поднял с земли боевую трубу и сам несколько раз подал сигнал общего сбора и тревоги не очень умело, зато громко.

Со всех сторон к королевскому шатру бежали слуги и воины. Они второпях принялись заливать пламя водой и забрасывать землей, кто-то сбивал огненные языки мокрым плащом. Смятения добавляли служанки королевы, которые разбегались кто куда, не заботясь о своей госпоже.

Элеонора появилась в дверном проеме шатра, верх которого полыхал ярким пламенем. На ней было длинное бежевое платье, запахнутое спереди, как халат, стянутое в талии узорным поясом. Ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам. На королеве не было никаких украшений, так как всеобщая суматоха подняла ее с постели. Надетое в спешке платье совершенно не скрывало одну из стройных ног королевы, между отворотами платья также виднелся краешек ее роскошной груди.

– Я хочу знать, есть ли здесь мужчины?.. Или же меня окружают лишь визгливые служанки да пьяные глупцы, не удосужившиеся выставить надежную стражу! – во весь голос выкрикивала Элеонора, переполняемая сильнейшим негодованием. – Кто-нибудь может организовать защиту от сарацин! А может, мне самой взяться за меч и возглавить это стадо ослов, называющих себя крестоносцами! Всевышний наверняка смеется или плачет, взирая на это безобразие!

Элеонора гневно отпихивала от себя пажей короля, которые хотели увести ее подальше от горящего шатра, видя, что сверху так и падают куски полыхающей парчи.

– Прочь руки, презренные! – воскликнула королева. – Я не страшусь ни огня, ни вражеских стрел, ибо я чиста перед Господом, который не допустит моей гибели!

Рыцари, оруженосцы, слуги и пажи короля, столпившись перед пылающим королевским шатром, таращились не столько на пламя, стремительно пожирающее парчовый покров, сколько на красавицу Элеонору, которая стояла уперев руки в бока и слегка отставив в сторону свою белую обнаженную ногу. Упреки и горькие насмешки королевы, казалось, не доходят до воинов, завороженных такой смелостью Элеоноры, а может, ее вызывающей полунаготой.