Франц Финжгар - Славянский меч [Роман]

И тут же радостно запели трубы на валах. В лагере запылали факелы, настежь распахнулись ворота.

Только теперь поняли воины замысел Сваруна. Византийцы ожидали возвращавшегося с добычей победоносного Хильбудия.

Вихрем помчались славины с моста, закричав и завыв так, что застонал воздух, и яростно устремились вперед.

Исток был уже в воротах. Стража растерялась. Факелы падали на землю, но самые храбрые из славинов уже ворвались в лагерь. Пошли в ход секиры, затрещали доспехи, в воздухе засверкали мечи. Поднялась страшная суматоха.

— Склавеной, склавеной [32] Славины, славины! ( греч .) — неслось со всех сторон.

Посреди претория перед шатром Хильбудия мгновенно собрался отряд отборных воинов. Дух Хильбудия ожил в лагере. Взлетели в воздух мечи, воины укрылись за щитами — возникла непробиваемая стена, о которую разбивались потоки славинов. Сварун ошибался, полагая, что застанет ромеев врасплох. Отправляясь в поход, Хильбудий оставил в лагере отряд, который день и ночь должен был находиться в боевой готовности, чтоб оказать помощь в случае нужды. Поэтому разгорелся такой грозный бой, какого не помнил ни один из воинов.

Услыхав крики и шум в лагере, оставшиеся снаружи славины бросились на валы: залезая друг другу на плечи, они перебирались через деревянные стены, врывались в лагерь и, достигнув претория, кидались в жуткую шевелящуюся кучу, из которой торчали копья и над которой сверкали мечи; кровь брызгала во все стороны, трупы громоздились на земле. Воины скользили и падали в горячие лужи крови. Монолитная стена византийских воинов давала трещины, расходилась, опять смыкалась и яростно поражала мечами все вокруг. Все более мощная волна билась об эту стену, она начала поддаваться, слегка накренилась, славины усилили напор, и она рухнула. Но в то же время распахнулись ворота в западной части крепости, и из них вырвалась византийская конница, которую до тех пор прикрывала живая стена. Она врезалась в толпу обнаженных славинов, мечи поражали голые тела, трупы откатывались влево и вправо, конница проложила себе путь и исчезла на юге, в ночной тьме.

Стоны, вздохи, хрип и клокотанье огласили лагерь. Славины лезли через валы, в нетерпении спихивая друг друга во рвы. Неуспевшие принять участие в бою жаждали крови, рубили мертвые тела и неистовствовали в безумном угаре.

Трубили рога, кричали старейшины, отгоняя и колотя людей. А те будто лишились рассудка, будто озверели, и уже приходилось опасаться, как бы они не сцепились друг с другом.

Сварун приказал зажечь факелы. Луна не спеша вышла на небо. Валы кишели полуголыми людьми с поднятыми над головой копьями и мечами, с шестоперами и секирами в руках. А посреди лагеря, под обломками копий и под осколками мечей, покоилась залитая кровью, стенавшая и хрипевшая жертва Мораны, в самом низу лежал покрытый грудою трупов герой и надежда всего войска славинов — Исток.

Миновала полночь, а вокруг лагеря Хильбудия по-прежнему стояли гомон и крик. Всюду горели костры, возле них шумели, словно обезумевшие, воины. Лагерь был разграблен. С шатров содрали воловьи шкуры и попоны и разбросали их по равнине. Воины валялись на этих шкурах, дрались из-за них, выхватывали друг из-под друга и рвали на куски, они опустошили житницу и уничтожили запасы сушеного мяса. Сражались из-за окороков, рассыпали зерно по земле, бегали от костра к костру и орали, опьяненные победой.

Лишь мудрые старейшины да старые воины степенно сидели у костра Сваруна. Они видели, как беснуются отроки, как орут пастухи и молодые воины, злые, словно волки, завистливые, алчные, вечно готовые к утехам и дракам. Никто не поднимался, чтобы усмирить и успокоить их.

Они хорошо знали свое племя. Как молодые зубры, росли отроки в лесу под солнцем свободы. Едва сойдя с материнских колен, они гнали ягнят в лес и на пастбище, там и ночевали, опасаясь только тяжкой руки старейшины, которого почитали их отцы, потому что сами его избрали и добровольно приняли его власть.

Старейшины не потеряли в бою ни одного человека. Молодежь шла первой, они пустили ее на кровавое дело, а сами в большинстве своем остались вне лагеря. Тем не менее их лица сияли гордостью и счастьем победы.

Только Сварун был печален, так печален, что сидел, согнувшись в три погибели, — гордый старейшина, победитель дерзкого Хильбудия. Последняя его опора, Исток, доказавший в этом бою, что он будет достойным отпрыском славного рода Сваруничей, его сын, недвижимо лежал под полотняным шатром возле огня.

После боя отец не успокоился до тех пор, пока из-под горы трупов не извлекли тело сына. Слезы хлынули у него из глаз, когда подняли окровавленного Истока. Сварун упал на тело юноши и разрыдался.

Внезапно он вскочил на ноги.

— Он жив! Сердце забилось!

В глазах его загорелась надежда.

Юношу вынесли из лагеря, раскинули шатер и положили его там. Сварун призвал волхва [33] Волхвы, или ведуны — кудесники и прорицатели, выступавшие у славян-язычников в роли служителей первобытного культа. — у него была слава ведуна, которому боги открывают свои тайны.

Волхв стащил с Истока доспех, снял шлем и, осторожно омыв окровавленное тело, стал искать рану. Приложив ухо к сердцу, он довольно закивал головой.

— Жив он, Сварун, жив твой Исток!

Рану волхв найти не смог. «Одурманен? Оглушен?» — бормотал он про себя.

Шлем Хильбудия на голове Истока был измят и разрублен.

— Оглушен он! По голове его сильно ударили. Проснется Исток. Надейся, отец, и обещай жертву богам!

Сварун решил принести в дар самого крупного бычка, если сын его придет в себя и поправится.

Волхв велел отцу выйти и оставить его одного с Истоком.

Сварун, с почтением вняв его словам, пошел со своей мукой к старейшинам и опустился около них на землю.

Время тянулось бесконечно. Старик рассматривал звезды, глядел на луну, и ему казалось, что они прикованы к небу. Ничто не двигалось. Сварун думал, что не выдержит таких сомнений и ожидания, умрет прежде, чем настанет утро. Когда кто-нибудь подходил к огню и раздавался ликующий возглас, он вздрагивал, поднимал голову и озирался. Он ждал волхва с радостною вестью. Но того все не было.

Старейшины укладывались на покой и засыпали. На траве уже растянулась добрая половина войска, огни затухали. Лишь молодежь шумела; диким песням, ссорам и перебранкам не было конца.

Сварун затыкал уши, сидя в мучительном ожидании. Он все больше сгибался, словно утес, уходящий в землю.

Звезды побледнели, стали гаснуть и исчезать с посеревшего неба. И тогда плеча Сваруна мягко коснулась чья-то рука.