Франц Финжгар - Славянский меч [Роман]

Исток встряхнул головой, провел рукой по лбу.

— О мечты, прекрасные мечты!

Огромное войско исчезло, перед ним был всего лишь небольшой отряд отборных воинов. И далеко-далеко впереди смутно маячила заманчивая цель. С пылкими словами обратился Исток к людям, а потом велел всем отдыхать. В полночь от лагеря отделился и поскакал вдоль речки маленький отряд. Не светились шлемы в ночи, доспехи не стягивали грудь воинов. Тени резвых коней бесшумно скользили по траве. Это Радо с несколькими юношами вышел в разведку к лагерю Тунюша.

С тех пор как он узнал о похищении Любиницы, не прояснялось его чело. Словно дикая рысь, стерегущая на дереве добычу, изнемогал он от желания помчать коня к Дунаю, нагрянуть на лагерь Тунюша и вырвать у гунна похищенную горлинку. Пока Исток смирял разбушевавшихся воинов, пока отбирал солдат, Радо стоял на валу, кусая губы и скрипя зубами. Не будь вера его в Истока безграничной, он бы кинулся к нему, сбросил с коня и крикнул толпе: «За мной! На гуннов!» Каждый час промедленья был для него мукой, каждый совет старейшин — страданием. Он затыкал уши, чтоб не слышать воплей и криков:

— На гуннов! На гуннов!

День, будто стоялая вода, не двигался с места. А когда отряд расположился на отдых у костров, Радо готов был броситься на спящих с кулаками:

— Вставайте! Позор славинам! Дочь вашего старейшины в плену у Тунюша, а вы спите! Позор! Вставайте, жалкие трусы, смойте с себя пятно позора! За мной! На коней! И ударим по гуннам!

Обхватив ладонями голову, он бросился на землю и рвал неверными руками зеленую траву…

В сыром узком ущелье невозможно было мчаться галопом. Но когда ущелье раздвинулось, когда луна осветила просторную степь, кони вытянулись в струну, тени всадников слились с ними в одно целое, высокая трава хлестала по бокам коней, земля молниеносно исчезала под копытами. Глухой топот разнесся по сонной степи. Где-то вдали заревел вепрь, стадо ответило ему удивленным похрюкиванием. Неподалеку в кустах заплакала птица. Крылья забили в кустах — ночная хищница схватила задремавшую куропатку. У Радо сжалось сердце. Словно Любиница позвала на помощь. Он стиснул бока коня и погнал его еще быстрее.

Когда на горизонте побледнели первые звезды, всадники увидели впереди длинную мглистую ленту, над которой лениво клубились серые пряди тумана. Перед ними была широкая река. Они остановили коней, покрывшихся пеной, те радостно раздували ноздри навстречу свежему утру и тянулись мордами к росистой траве.

— А если не найдем плотов на левом берегу? — произнес старый славин со шрамом на лице. Исток предусмотрительно назначил его в отряд Радо, опасаясь, что страсть ослепит юношу и он кинется на копья Тунюша.

— Пойдем вброд!

И Радо натянул поводья.

— Ты, парень, огонь разумом залей! Утонув, ты не спасешь Любиницы!

— Кони переплывут!

— Это ты так думаешь, горячая голова! А я уверен, что половина из них пойдет на дно!

Радо снова натянул поводья — его гуннская кобыла встала на дыбы. Старый славин умолк. Легкой рысью двигались они по траве, утопавшей в росе. И прежде чем взошло солнце, скрылись в речном тумане. Почва становилась все более влажной, лошади до бабок и выше погружались в тину. Вскоре сухой тростник ударил их в грудь, стая водяных птиц вылетела из камыша — всадники остановились у кромки берега. Здесь они спешились и, шагая по грязи и песку, стали искать плоты. Влево и вправо рассыпались воины, тщетно — плотов не было. Но вот старый славин заметил в высоким тростнике поломанные стебли. Он спустился к самой воде. Тут в грязи зиял свежий след исчезнувшего плота. Рядом старик увидел следы человека и глубокие отпечатки конских копыт, куда не успела еще набраться вода.

— Кто-то был здесь и переплыл реку на плоту. — Старик кликнул товарищей. Опытные следопыты приникли к земле, всматриваясь в отпечатки.

— Гунн, гунн, гунн! — в один голос высказались они.

— Может быть, сам Тунюш! — побледнев, заметил Радо.

— Нет, не Тунюш, тот был бы не один. Его след залило бы водой, он бы стерся. Возможно, это лазутчик, соглядатай!

— Нет, это Радован, Радован! — воскликнул вдруг юноша-воин, стоявший на коленях в грязи и пристально разглядывавший след человеческой ступни.

Все окружили его, напряженно изучая четкий след.

— Видите большой палец? Он согнут и чуть вывернут в сторону! Это Радован! А пятка? Стоптана, смята. Это он! Я знаю его след!

— Значит, Радован увел у нас плот!

— За ним! В воду! — нетерпеливо крикнул Радо.

— Кто пойдет? — спросил старый славин.

— Я переплыву! На коне! Если конь не выдержит, полпути одолею сам!

— А потом по степи помчишься на тростнике, как водяной! Так, что ли? Влей в огонь каплю разума! Вон торчит толстое бревно! Давайте вытащим его и бросим жребий. Боги определят, кому оседлать бревно и переплыть реку!

Совет старого воина был принят; напрягая все силы, они вскоре вытянули из ила и песка длинное бревно с выжженным посередине углублением.

— Корабль! — обрадовались воины, очищая желоб от грязи.

Жребий пал на самого молодого. Проворно и ловко прыгнул он в челн и весело взмахнул куском широкой доски, служившей веслом. Таких досок — то были остатки моста Хильбудия — немало валялось здесь в грязи и в кустах. Воины уперлись в бревно и разом могучим рывком, так что поднялись волны, вытолкнули его в воду. Вскоре молодой воин исчез в тумане.

Прошло немало времени, пока наконец ниже по течению не раздался его голос. Воины пошли на этот голос, ввели коней на широкий плот и отвалили от берега.

Туман поднимался и таял под все более жаркими лучами солнца. Когда отряд подошел к правому берегу, мгла совсем исчезла. Вдали показались невысокие холмы, высоко в небе парил орел.

— Куда теперь?

Старый славин, вытянув шею и приставив руку к глазам, соколиным взором осматривал окрестность. И вдруг весело подмигнул. В тростнике темнели большие пятна — спрятанные плоты.

— Теперь на плотах назад, навстречу войску Истока!

Вздрогнул конь Радо, закусил стальные удила. Судорожно стиснул его хозяин. Юноша дорожил каждой минутой. Неутоленная жажда мести гнала его в степь — за Любиницей. Старый славин искоса взглянул на юношу и спокойно, решительно повторил:

— Остуди огонь разумом!

Потом он приказал размотать длинные веревки, что были прикреплены к седлам. Плот отвязали. Два воина взошли на него и вытолкнули из тростника. Затем привязали веревки к лукам седел, и кони потянули широкий плот вверх по реке, туда, где лежали другие плоты, наполовину вытащенные на сушу. Пришлось основательно попотеть, прежде чем всю эту махину столкнули с берега. После этого, забив в самой чаще камыша колья, воины привязали к ним лошадей, а сами вышли на воду и, гребя широкими лопастями, погнали плоты к славинскому берегу.