Мишель Рио - Мерлин. Моргана. Артур

Моргана иронически улыбнулась.

— Попытайся все же, — сказала она. — Риторика твоя, быть может, и неуклюжа, как ты сам беспощадно выразился, но она не лишена расчетливости, ибо своим кратким вступлением ты добился того, что я не стану сразу выносить тебе смертный приговор. Встань. Обвиняют себя на коленях, но говорят стоя.

Воины слегка отодвинулись от священника, и тот поднялся на ноги.

— Чем обладаешь ты, королева Моргана? — сказал он. — Несравненными умом и красотой, властью и познаниями? И что же ты творишь с ними? Ум твой пребывает в рабстве у неслыханной гордыни, которая побуждает тебя бороться с Богом на равных или отрицать Его существование и культ, признавая существование и культ одной лишь Морганы. Твоя величественная красота покорно служит тирану — плотскому наслаждению, ввергающему тебя в бесчисленные, постыдные и грязные связи. Власть твоя, словно малое дитя, подчиняется необузданности твоей: закон твой позволяет тебе губить тела и развращать души людей, как если бы ты была своенравным творцом, который не знает иных правил, кроме произвола своих прихотей. Что же до твоих познаний, они вскормлены твоей гордыней и одновременно питают твою печаль. Внемли словам Екклесиаста: «…вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые прежде меня были над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» [9] Еккл. 1, 16–18. . А если бы ты и сотворила нечто доброе с помощью даров своих, разве не следовало бы считать их в высшей степени относительными, взглянув на них направленным к единому восприятию двойным взором, который видит как тленную реальность, так и вечный идеал? Ибо эти дары относительны лишь в силу того, что принадлежат материи, и только идеал, бросающий вызов времени и находящийся вне времени, воплощает абсолют, сотворенный Богом. Ум угасает. Красота вянет. Власть, сколь бы ни была велика, исчезает — свидетельством тому служит падение Римской империи. Познания же — усвоенные от наставника или почерпнутые из книг — не более чем дрожащий огонек тусклой лампы посреди бесконечного мрака Вселенной, которую может осветить лишь вера, вера в абсолютное познание, принадлежащее на веки вечные только одному Богу. Поэтому я заклинаю тебя верить, королева Моргана. Верить, что грех гордыни — первейший из твоих грехов, ибо стал он причиной всех порожденных им грехов человеческих — был искуплен муками Христа. Верить, что основанные на гордости ум и власть — ничто в сравнении с милосердием, верить, что величайшее наслаждение плоти — ничто в сравнении с наслаждением души, которую дарует чистая любовь, несравненная и противостоящая плотским утехам. Верить, что должным образом осмысленное познание ведет не к тленному мерцанию, но к свету живому — то есть к вере. Верить, наконец, что смерть вызывает не отчаяние, а радость, ибо означает не распад бренной материи или видимости, но рождение вечной души — или сущности. Заклинаю тебя верить. Ты враждебна не столько Богу и человеческому роду, сколько самой себе, и я хочу спасти тебя от другого абсолюта — одиночества, муки и отчаяния в вечности ада. Ибо он гораздо хуже того абсолюта исчезновения и небытия, который тебя страшит.

— Ты веришь в этот ад? И в то, что Бог создал его для человека? — спросила Моргана.

— Да.

— В таком случае ты — безумец и чудовище, ведь твоя жестокость в тысячу раз превосходит мою, ибо я, невзирая на вражду и презрение к человеческому роду, караю соразмерно с виной. А выдуманный тобой бог, воплощающий, по твоим словам, абсолютную любовь, совершает абсолютную несправедливость тем, что налагает вечную кару, в сравнении с которой любая вина, сколь ни велика она, выглядит ничтожной. Это просто присущая человеку порочность, возведенная в бесконечность, так что бог твой — всего лишь абсолютное воплощение тебя самого и больше ничего. И нет такой реальной — следовательно, ограниченной во времени и в силе страданий — муки, которая была бы слишком тяжкой для тебя, ибо она предстает легкой в сравнении с той, что ты обещаешь любому, кто не разделяет твоих верований, измышленных самозванцами для владычества над глупцами. Равным образом ты и тебе подобные сотворили из креста — самого мерзкого образа человеческой жестокости — высочайший символ вашей пресловутой духовности. Кто вы такие и что подвигло вас принести с Востока эту извращенную веру с экзальтированной любовью к смерти и отвращением к плоти, которая и есть жизнь? Если бог твой создал все вещи и все живые существа и дал им свой закон, то почему главнейший закон жизни гласит: сожри или сожрут тебя? И почему бог твой ожидает, что человек сотворит и будет соблюдать другой закон? И зачем дал он человеку разум, который ты именуешь гордыней, если запретил пользоваться им? И еще одно противоречие: как может требовать он творчества от порабощенного ума? Зачем создал он разнополые существа, пробудив в них желание и радость обладать, если приказано им соблюдать целомудрие? Твой бог затеял игру против себя самого? Если высший разум действительно существует, он с негодованием отвергнет тот жалкий, глупый и порочный образ, в котором ты его представил. Но успокойся. Он не осудит тебя на вечные муки, ибо я сомневаюсь, чтобы мог он измыслить такую мерзкую и нелепую вещь, как твой ад. Хоть я и равнодушна к судьбе людей, желаю им, чтобы ты и подобные тебе сектанты-визионеры никогда не добились власти, ибо вы используете ее, чтобы создать на земле ад, который и станет главным вашим средством убеждения. Союз власти и веры порождает худшее из всех преступлений — то, которое совершается ради блага во имя абсолютной истины.

— Ты богохульствуешь, королева Моргана! — вскричал священник. — Но пусть грех твой ляжет на меня, ибо себя я виню в том, что плохо защищал священную доктрину, себя виню в том, что прогневил душу твою вместо того, чтобы смягчить ее и показать ей всю сладость раскаяния.

— В таком случае на колени! — сказала Моргана. — На колени, ибо так должен стоять тот, кто обвиняет себя.

Священник упал на колени и склонил голову.

— Просвети же меня, — вновь заговорила Моргана. — Ты будто бы снял с моей так называемой души то, что именуешь грехом. Однако мне кажется, что произнесенные мной слова порождены моим рассудком, моим разумом, обиталищем сознания моего и мыслительных способностей. Благодаря своим исследованиям я убедилась, что обиталище это находится в мозгу — органе внутри головы. Там ли обитает и душа? И душа есть высшее проявление сознания, которое выражает себя, подобно любой мысли, в словах? Отражается ли подобие души и человека, которое ты назвал истинной и вечной сутью, в зеркале разума? Если отражается, значит, душа находится в мозгу. Если нет, то где она? И если она не зависит от рассудка, как не зависит, по утверждению твоему, от тела, зачем карать ее за мысли, порожденные рассудком и высказанные ртом?