Владимир Дегтярев - Коварный камень изумруд

Черкутинский ещё не успел привстать со стула, как Александр Павлович скомандовал:

— Пусть курьер войдёт сюда!

Его озадачило ночное появление курьера из тайной экспедиции. Бабка, императрица Российская, что-то утром говорила, вызвав внука к себе после завтрака для наделения его некой толикой золотых царских червонцев. И говорила об угрозе изнутри государства. Неужели Мишка Черкутинский что набулгачил? Вроде писаки Радищева? Так Мишка, вроде, глупостей не пишет…

Вошедший курьер был молод и в малых чинах — поручик. У Александра Павловича разжались кулаки.

— Поручик тайной экспедиции Её Императорского Величества Егоров! Имею личное поручение для господина Черкутинского!

— Разрешите, ваше высочество, покинуть кабинет? Судя по всему, дело личного свойства… — попросил Черкутинский.

— У нас нет секретов даже личного свойства, — сильно скрипучим голосом проговорил внук императрицы Российской цесаревич Александр. — Ты, Мишка, это сам мне вчерась говорил. Разрешаю, поручик, именно здесь раскрыть поручение к господину Черкутинскому.

Поручик Егоров почувствовал дурноту. Вот так и горят люди на службе, вот так сыплются на пол и знаки отличия, и эполеты. И так ломается жизнь. А чего жалеть? Жизнь его уже сутки как ломает сержант Малозёмов. Один чёрт. В отставку подать немедленно и — гусей кормить в курской деревне!

— Привезённый мною вчера из Сибири… Пётр Андреевич Словцов передал для вас, господин Черкутинский, записку. Вот она. Разрешите подождать ответа, ваше высочество?

Михаил Черкутинский взял записку.

— Читай вслух! — велел Александр Павлович, махнув рукой Егорову, чтобы ожидал.

Поручик Егоров скосил взгляд на третьего в этой комнате. Тот стоял позади его высочества, упорно глядел на поручика, вызывая его взгляд и крутил у виска пальцем.

Так. Это значит, что к деревенским гусям Егорова не отпустят. Придётся, видать, вместе со скотиной Малозёмовым идти в степь и бить джунгар в простой солдатской форме!

Михаил Черкутинский набрал воздуха и прочёл за три выдоха:

«Друг мой Миша! Меня доставили вчера из Сибири в “бироновском возке”. Обвиняют, что опротестовал нахождение в Сибири Александра Македонского. Митрополит Гавриил и матушка императрица сегодня меня допросили по сему факту. Завтра станет допрашивать сам Шешковский. А я — ни сном ни духом, почему такая замятня вокруг легенды о македонце. Если можешь — выручи. Твой друг Пётр Словцов».

— Ясно, — сказал цесаревич Александр Павлович. — Курьер! Выйди, подожди в коридоре!

У поручика Егорова малость отлегло от груди, а склизкое чувство страха утянулось ниже колен, под голенища сапог. Он вышел и тихонько прикрыл дверь в кабинет царицына внука.

Иван Мартынов расхохотался:

— Вот же, а! Только про Словцова проговорили, а он тут как тут!

— Как чёрт из табакерки, — насупившись, дополнил цесаревич Александр Павлович. — Поясни-ка мне, Миша, что значит сие появление Словцова в Петербурге?

— Ну, нашлась вдруг в Европах куча документов, будто Александр Македонский давно-предавно и в наших землях был. И с русскими князьями воевал, был ими побеждён, а потому дал русским князьям грамоту, вроде дарственной записи, что они, наши князья, русскими землями, каковые включают и Сибирь, и даже Камчатку, владеют легитимно и по его разрешению.

Иван Мартынов заметил вдруг в глазах императрицыного внука верный интерес. С чего бы это он поверил такой благоглупости?

А Черкутинский заторопился говорить далее:

— Ну и требуют от нас иноземцы, — об этом мы три дня назад вот здесь и говорили, — требуют иноземцы, чтобы императрица наша опубликовала в Европах сию дарственную грамоту македонца русским князьям. А если, мол, такой грамоты нет, то европейцы создадут коалицию всех своих государств и наши земли разделят между собой.

— Так что, есть такая грамота от Александра Македонского? — вскричал будущий император. — Или нет?

— Есть шесть списков. И на греческом языке, и на сербском, и на русском…

Михаил Михайлович Черкутинский говорил гладко и споро, а сам отчётливо помнил наказ своего теперешнего учителя, иезуита и француза Фаре де Симона. Тот, не моргая, уже месяц твердил ему, Мишке Черкутинскому: «Буде у цесаревича зайдёт какой разговор о “Дарственной Александра Македонского”, тебе, юноша бледный, надо все силы употребить, дабы наилегчайше и тишайше, но толкать и толкать цесаревича к публикации в Петербургской газете “Ведомости” литографии той грамоты. Российский народ должен узнать великую правду»!

Фаре де Симон не договаривал одной лишь фразы: «Чтобы та русская правда взорвалась бунтами черни с последующим членением России на королевства, улусы и княжества. То бишь — на ханства».

В разговор вмешался, предварительно опрокинув внутрь стакан мадеры, Иван Мартынов:

— Брось, Мишка, пылить мозги будущего Императора Всероссийского разной гадостью! Петька Словцов прав: не было в истории никакого царя Александра Македонского!

— История учит, что был! — поспешно ответил Михаил Черкутинский. — Был, был, был!

Уже довольно выпивший Иван Мартынов подошёл к цесаревичу, положил ему руку на плечо и задушевно молвил:

— Не было македонца! Это, Саша, есть провокация, и я бы даже сказал — афёра. Европейская ли, турецкая ли, не ведаю, но афёра. Нам Петька Словцов ещё в семинарии доказал, что македонец тот в Сибири никогда не был и даже, что самого этого героя на свете не было. Греки всё придумали, и все его подвиги списали… из древних архивов нашей Второй Византийской империи. Каковые потом, конечно, уничтожили. За большие деньги и я второго Геракла придумаю…

— Обожди, обожди! — раздражённо проговорил Александр Павлович, сбросив руку Ивана со своего плеча, — давайте, говорите мне подробнее!

У него стали сжиматься и разжиматься кулаки. Это — злость, нет, это даже бешенство. Это от отца его, Павла Петровича, к сыну перешло — кулаки сжимать и орать… А к Павлу Петровичу перешло от отца его, графа Салтыкова, махом запущенного в спальню тогда ещё Великой княгини Екатерины Алексеевны перепуганными высшими людьми государства. Ведь Пётр Третий, покойный муж Екатерины, скотина этакая, был импотентом самого верного свойства! И не мог бы естеством своим сотворить наследника такой огромной империи!

Правильно, что Петра Третьего в Ропше малость придушили…

Иван Мартынов поглядел на стушевавшегося Михайлу Черкутинского и весело заговорил, обращаясь к цесаревичу Александру:

— Вот ты, Саша, ведь проходишь курс полководческих и всяких других воинских наук? Посуди теперь сам как истый полководец: можно ли пешим ходом, да ещё со слонами да с обозами, перейти горы, что отделяют Индию от Китая, а потом из Китая пройти шесть тысяч верст до Сибири. Скажем, до реки Оби?