Генри Мерримен - Золотая пыль (сборник)

Казимир обратился к Дезирэ, считая, что она окажется более отзывчивой, чем этот серьезный иностранец, который слушал его без всякой симпатии.

– Итак, вы видите, madame, – сказал полковник, – что за Шарлем все-таки останется доля славы и никому не будет причинено вреда.

– Когда вы оставили Шарля? – спросила Дезирэ.

Казимир снова опустился на подушку от слабости и истощения. Он погасшим взглядом посмотрел в потолок и наконец произнес:

– Должно быть, недели две тому назад. Я пробовал считать дни. Мы потеряли им счет с тех пор, как выехали из Москвы. Один день походил на другой, а все они вместе были ужасны. Поверьте мне, madame, что я никогда не забывал, что вы в Данциге ожидаете возвращения своего мужа. Я оберегал его, как только мог. Мы раз десять спасали жизнь друг другу.

Дезирэ могла бы в двух словах сказать ему все, что знала: что он шпион и что его доносы стоили жизни многим данцигцам, которые оказали ему гостеприимство как польскому офицеру. Что Шарль – предатель, проникший в дом ее отца, чтобы наблюдать за ним, хотя в конце концов он честно влюбился в нее. Он и теперь еще влюблен… и он – ее муж. Эта мысль приходила к ней ночью во время сна и неотступно преследовала ее днем.

Дезирэ посмотрела на Луи д’Аррагона и ничего не сказала.

– Итак, – заговорил последний, – вы имеете основательные причины предполагать, что если madame вернется в Данциг, то застанет там своего мужа?

Казимир посмотрел на д’Аррагона и заколебался. Они оба впоследствии вспоминали этот момент нерешительности.

– У меня есть основательные причины предполагать это, – ответил наконец Казимир тихим голосом, точно опасаясь, чтобы его не услышали.

Луи посмотрел на Дезирэ, но ей, очевидно, нечего было больше сказать.

– Так мы не будем больше беспокоить вас, – сказал Луи, направляясь к двери и открывая ее, чтобы пропустить Дезирэ. Он последовал за ней, когда Казимир окликнул его.

– Monsieur! – позвал больной. – Monsieur! На одну минутку.

Луи вернулся. Они молча смотрели друг на друга. Было слышно, как Дезирэ спустилась с лестницы и заговорила по-немецки с хозяином харчевни, ожидавшим ее внизу.

– Я буду с вами совершенно откровенен, – начал Казимир тем доверительным тоном, который редко не достигает своей цели. – Вы знаете, что у madame Даррагон есть старшая сестра, mademoiselle Матильда Себастьян?

– Знаю.

Казимир с трудом снова приподнялся на локте и коротко, полустыдливо и совершенно искренне рассмеялся. Странно, что Матильде и ему, жившим столь расчетливо, любовь подставила ножку!

– Да! – воскликнул он, жестом отказываясь от дальнейших объяснений. – Я не могу сказать вам больше. Это не моя тайна. Не отвезете ли вы ей от меня письмо в Данциг? Это все, о чем я прошу.

– Если вам угодно, я дам его madame Даррагон. Сам я в Данциг не вернусь, – ответил Луи, но Казимир отрицательно покачал головой.

– Боюсь, что это не годится… – произнес он с сомнением в голосе. – Сестры, понимаете?..

И он, этот сообразительный человек, без сомнения, был прав: самая заветная тайна часто скрывается от близких родственников.

– Вы не можете найти кого-нибудь другого? – спросил Казимир, и искренний страх появился на его лице.

– Могу, если вы желаете.

– Ax, monsieur, я этого не забуду! Я никогда этого не забуду! – горячо воскликнул больной. – Письмо там, на столе. Оно запечатано, и на нем надписан адрес.

Луи нашел письмо и, положив его в карман, направился к двери.

– Monsieur, – снова остановил его Казимир, – скажите ваше имя, чтобы я запомнил земляка, оказавшего мне такую услугу.

– Я вам не земляк. Я – англичанин. Мое имя – Луи д’Аррагон.

– Ах, знаю. Шарль говорил мне, monsieur le…

Но д’Аррагон уже ничего не слышал – он запер за собой дверь.

Луи нашел Дезирэ в передней харчевни, где ярко пылал огонь в открытом камине. Стены и низкий потолок закоптились, а маленькие окна покрылись изморозью в дюйм толщиной. В этой тихой комнате царили сумерки, и было бы совсем темно, если бы не огонь в камине.

– Вы тотчас же вернетесь в Данциг? – спросил Луи.

Он старался не смотреть на нее, хотя ему нечего было опасаться, что ее глаза встретятся с его взором. И таким образом они долго стояли, пристально глядя на огонь, одни в мире, который не обращал на них внимания.

– Да, – ответила Дезирэ.

Луи минуту постоял в раздумье. Он был очень практичен и имел вид человека действия, а не мечтателя, превращающего добро в нечто нелепое. Он нахмурился, и его взгляд перебегал с одного предмета на другой, как это всегда бывает у людей, думающих о деле, а не праздно мечтающих. То был моряк, привыкший смотреть в лицо опасности, предвидеть отдаленные случайности и преодолевать их день и ночь, неделя за неделей; моряк осторожный и бесстрашный.

– Лошади, которые привезли вас из Мариенвердера, не смогут бежать до завтрашнего утра, – сказал Луи. – Я сейчас отвезу вас обратно в Торн и… оставлю вас там с Барлашом.

Он посмотрел на нее. Она кивнула головой, точно признавала его право распоряжаться ее судьбой.

– Вы можете выехать завтра утром и окажетесь в Данциге к ночи.

Они несколько минут молча стояли рядом.

– А вы? – отрывисто спросила она.

Он не сразу ответил, занятый своей тяжеловесной шубой, которую тщательно застегивал. Дезирэ взглянула из-под ресниц на медленно двигавшиеся руки и худое волевое лицо, обожженное солнцем и снегом.

– В Кенигсберг и Ригу, – ответил он.

В глазах Дезирэ, обыкновенно столь ласковых и веселых, блеснул огонь, похожий на луч ревности.

– Ваше судно? – резко спросила она.

– Да, – ответил он, но тут вошел хозяин харчевни и сообщил, что сани ждут их.

Шел снег, и свистящий, порывистый ветер несся по долине Вислы из Польши и с далеких Карпат, заставляя двух спутников скорчиться в санях и делая дальнейший разговор немыслимым, даже если бы и было о чем говорить.

Они застали Барлаша лежащим на прежнем месте – на полу, у печки. Он вскочил с быстротой человека, привыкшего к короткому и прерывистому сну, и стал отряхиваться, точно собака с длинной шерстью. Он не обратил никакого внимания на д’Аррагона, а только вопросительно посмотрел на Дезирэ.

– Это был не капитан? – спросил он.

Дезирэ отрицательно покачала головой. Луи стоял у двери, отдавал приказание хозяйке гостиницы, ласковой померанке, чистой и медлительной, относительно приличного помещения для Дезирэ до следующего утра.

Барлаш подошел совсем близко к Дезирэ и, толкнув ее локтем, с преувеличенным лукавством шепнул:

– Кто же?

– Полковник Казимир.

– С казной из Москвы? – спросил Барлаш, наблюдая за Луи одним глазом, чтобы убедиться, что он их не слышит. Неважно было – слышит он или не слышит, но Барлаш происходил из крестьян, которые всегда шепотом говорят о деньгах. И, когда Дезирэ кивнула головой, он оборвал разговор.