Станислав Венгловский - Лжедмитрий

— Всё, что я вам доверил, пан Ержи, — отвечал король, — пусть остаётся между нами. А вы, пан Ержи, поступайте так, как вам надлежит поступать. Не торопитесь. Всё равно придётся дожидаться решения его святейшества Папы, потому что Рангони вам ничего не ответит. А там — полагайтесь на Всевышнего и на свой ум.

Как ни пытался Андрей Валигура обратить внимание государя на его окружение, на бояр Шуйских, Голицыных, как ни старался побудить, заставить принять меры предосторожности — а всё напрасно. Видя, что это же мучит и Басманова, и Рубца-Мосальского да и прочих немногих государевых приближённых, Андрей хотел заручиться их поддержкою, чтобы действовать сообща. Хотел даже доказать, что при охоте на медведя Тришку замышлялось какое-то коварное дело. Однако ничто не помогло. Дошло до того, что царь просто-напросто запретил Андрею говорить о чём-либо подобном. Запрет прозвучал по-дружески, но твёрдо и бесповоротно.

— Можешь заботиться об университете, — ласково разрешил государь.

Андрей уже неоднократно напоминал царю, где хотелось бы ему, Андрею, видеть московский университет. Мысленно проложил в саду дорожки, посадил вдоль них высокие тополя. В уме возвёл беседки перед белостенным зданием с огромными окнами — перед библиотекой с многоколонным портиком.

При первом обращении с такими пожеланиями царь весьма удивился выбору места.

— Почему не рядом с Кремлем, если и вовсе не в самом Кремле? — вопросительно выгнул царь светлую бровь. Из окон кремлёвской горницы он видел свободное место для университетского здания. — Университет, друг мой Андрей, — украшение для города и всего государства. Кроме того, это почёт для любого государя. И между прочим, учёным мужам всегда и везде требуется поддержка и защита государей.

На это первое удивление Андрей отвечал основательно.

— Так-то оно так, государь, — сказал Андрей, — но, во-первых, царская защита должна простираться не только на столичный город, не только на Кремль, но и на царских подданных по всему государству. Во-вторых, занятие науками требует от человека полной самоотдачи и сосредоточенности. Юные умы к тому же никак не должны видеть перед собою лишних соблазнов. А что касается зрелых умов, то сова Минервы не терпит праздной суеты, это известно. А в городе много излишней суеты. Недаром древние афинские мудрецы основывали свои школы не в городе, но за его пределами. Вспомним Платона с его Академией и Аристотеля с его Ликеем. Украшением городу университет будет служить всегда, на любом расстоянии от Кремля. Впрочем, само существование университета приносит почёт тому государю, который его учредил.

Царь велел тотчас подавать верховых лошадей.

Что же, он согласился со своим другом, как только они оказались вдвоём на приглянувшихся Андрею высоких горах. Царь спешился с коня, опустился на зелёную траву. Как зачарованный загляделся он с высоты на изгиб Москвы-реки, на опоясанный ею город, на золотые макушки кремлёвских белостенных соборов.

— Чудесно, — вздохнул. — Вот она, наша матушка-Русь. Чудесно. Хорошо за рубежом, свободно там дышать человеку, а на своей земле лучше, как ни поверни. Это ты хорошо придумал, Андрей. Хвалю. Хорошо здесь будет учёным головам. Сам бы я у них гостил с удовольствием. Сам бы поскорее возобновил изучение латыни, которое мы начали в Путивле, да только... — И замолчал.

А что «только» — дошло до Андрея не сразу.

Впрочем, не сразу всё было понятно и самому царю.

Так и ускакали тогда сквозь густые лесные заросли.

Молчали.

Но побывали на том месте ещё не раз.

Были там и летом, и осенью, и зимою.

И каждый раз открывались перед ними чудесные картины. Даже в дождливый осенний день висела успокоительная синяя дымка...

— Да только вот что, — сказал наконец царь, — придётся с университетом обождать. Мне тоже хотелось бы поскорее прогуляться по тем дорожкам, которые видятся тебе... Но сперва следует побить турка. Все силы придётся бросить туда. Ты ведь знаешь, какие несчастья терпит наш народ от турок... А когда победим их, когда поколотим как следует шведа...

— О, государь, — вроде бы в шутку, с улыбкою прервал его Андрей, — прежде того я могу состариться...

Царь продолжал загадочно:

— А там ещё и другие могут стать на дороге... Другие неприятели...

Андрей уже не раз слышал похвальбы царя по отношению к Речи Посполитой. И часто не мог понять, насколько серьёзно о том говорится. Но предполагал, что всё может проясниться лишь после того, как здесь, в Москве, окажется панна Марина Мнишек. Ой, по-прежнему крепко любит Димитрий Иванович свою невесту... Эта любовь придавала ему сил в борьбе за царскую корону. Сам говорил...

— Так что и состариться можешь, не скрою, — не отрицал царь. — Да иначе не получится. Многое теперь мне совсем иначе видится, нежели виделось прежде. Вот отправим мы с тобою достойных юношей за рубеж на учёбу... Будут учителями в нашем университете. А большего пока нам не сделать.

Он помолчал, а потом вдруг улыбнулся:

— Да ты, друг мой Андрей, не серчай и не расстраивайся. Ты сам поможешь мне приблизить победу над турками. Я же знаю, ты воевал когда-то под Каменцом... Пока я здесь, в Москве, буду поджидать невесту, ехать тебе предстоит в Елец и от моего имени формировать там наше войско. Я приказал уже давно собирать туда воинскую силу из северных наших земель и свозить туда снаряжение да съестные припасы.

Андрей молчал.

— А приготовим всё для похода, — сказал царь в заключение, — тогда и посольство отправим к Сигизмунду. Когда пушек будем иметь в достаточном количестве. Мушкетов, сабель. Всего. И быть во главе посольства тебе, Андрей. Так что постарайся. Гонец Безобразов уже доложил королю, какое посольство пришлю я в Краков по поводу войны с турками! Пусть готовятся ляхи!

— В Польше, государь, не скоро делается подобное, — напомнил Андрей. — Там король без сейма ничего не отважится решить.

— Знаю, — сказал царь. — В том-то и дело. В том-то и беда.

После некоторого молчания царь добавил, будто стряхнул с себя что-то:

— Эх, переменить бы... И многие в Польше хотят многое переиначить на наш лад, известно мне, а многие у нас — на польский лад. Тоже мне известно. Вот кто раньше успеет...

Понял Андрей только одно: многого царь не договаривает. Многое переменилось в их прежних доверительных отношениях.

И всё же Андрею с большим трудом, но удалось уговорить царя завести личную охрану.

— Какая там охрана! — отмахивался царь по-прежнему. — Мой народ меня любит. Тебе ли этого не видеть, Андрей?

Но вот настойчивый Басманов предотвратил явное покушение на царя, которое готовилось в Кремле руками стрельцов, возглавляемых боярским сыном Шаферетдиновым. Шаферетдинов скрылся и вовсе пропал, а стрельцы сознались в своём гнусном замысле. Они, правда, больше никого из предводителей не выдали, да, может, и не знали, не размышляли, кто подбил их на предательство. Стрельцы были растерзаны своими же товарищами, которые после того слёзно умоляли царя простить им их вину.