Станислав Венгловский - Лжедмитрий

Царевич согласился сразу:

— Хорошо!

Сначала Андрей здорово тревожился. Но отступать было некуда и некогда. Он сам вызвался.

Такого сильного военного отряда, признаться, у него под рукою не было ещё никогда в жизни. Он вёл сейчас две тысячи казаков! Одной половиной войска, тысячью дончиков, руководил атаман Корела. Ему казаки подчинялись беспрекословно. Они его боялись и любили так, что готовы были броситься за ним в огонь и в воду. Второй половиной, тысячью запорожцев, начальствовал Яремака. Яремаку казаки знали мало, но верили его молодости и его удали, о которой были наслышаны. Приданную роту польских гусар вёл ротмистр Станислав Борша, которого высоко ценил гетман Мнишек.

— Очень надёжные воины, — напутствовал на прощание пан гетман. — Береги их, Андрей. Ты не раз видел их в деле. Вспомни хотя бы Каменец.

Андрей чувствовал поддержку своих военачальников. Уже через несколько вёрст после оставшегося позади Новгорода-Северского тревога в его душе растаяла.

— Если случится возможность побить неприятеля, — спросил Яремака, — так разрешишь его побить?

Андрей улыбнулся:

— Не хвались раньше времени!

Шли на рысях вдоль заснеженной Десны. Всё дальше и дальше на север. Всё лесом и лесом. Но дороги были пробиты, местами даже хорошо уезжены. И севрюков встречалось довольно много. В селениях курились жирные дымы.

На реке под названием Судость, впадающей в Десну, уже в синих сумерках атаману Кореле, который шёл впереди, попалась навстречу небольшая лесная ватага. Люди направлялись в сторону новгород-северской крепости. Главарь ватаги, коренастый бородач с хищными звериными глазами, поведал сначала Кореле, а потом и Андрею с Яремакой, что за рекою Судостью уже попадаются татарские конники.

— Татары из войска Бориса Годунова! Жителей они не трогают, поскольку состоят на службе у московского царя. Так и говорят всем, кого встречают. А идут они вместе с русскими на врагов царя Бориса. И просят только об одном: указывать им дорогу!

— Далеко ли те места? — спросил Андрей лесного атамана.

Тот сразу сообразил, какой перед ним человек: из тех, кого ведёт царевич Димитрий, кто осаждает Новгород-Северский.

Атаман тряхнул бородою:

— Видишь, боярин, на это трудно отвечать. По левую руку за рекою — одни болота. Они и в морозы не замерзают. По правую — густые леса. По ним без топора не пройти. Так что татары, не зная дорог, просачиваются кому где удастся. А многие погибают в болотах. Главные силы их могут быть ещё очень далеко, но отдельные ухари — здесь! Там, за Судостью, дорог по выпавшему снегу без необходимости никто не прокладывал. Местные жители всегда прятались от чужого человека, а от татар — и разговора нет!

— Хорошо знаешь здешние места? — вмешался в разговор Яремака.

— Обижаешь, боярин, — встрепенулся атаман, оборачиваясь бородою к Яремаке. — Кого хошь спроси за рекою, ведом ли ему Касьян Гремячий. Десяток лет брожу здесь с ребятами. И лишь теперь почуяла душа моя волю. Иду к законному царю!

Андрей чувствовал, что в голове у Яремаки уже зреет опасный замысел. Яремаке хочется показать свою удаль.

— Есть ли поблизости какое-нибудь пристанище? — спросил Яремака.

— Да вот за излучиной дороги, — отвечал Касьян. — Сторожка добрая. Летом — паромщик сидит. А сейчас пусто. Пойдём, коли надо.

Через два дня с высоты огромного дуба над крутым обрывом Андрей следил за движением татарской рати. Расстояние было значительным. Отдельные всадники в общей массе различались с трудом. И всё же это не мешало сделать правильное заключение о том, насколько многочисленно войско противника. Андрею стало даже не по себе. Он живо представил, сколько татарских воинов может сейчас погибнуть из-за недальновидности своих предводителей.

Войско противника заполняло собою огромное белое пространство. Из леса, который вздымался перед ним такой же чёрной сплошной стеною, какая высилась и позади него, вылезал клубками седой туман. Туман озадачил тех, кто вёл это войско.

«Не испортит ли туман дела? Не напрасны ли старания Яремаки?» — с тревогой подумал Андрей.

И в тот же миг раздались отдалённые звуки труб. Из леса на правое крыло татарской конницы стали накатываться хоругви быстрых польских гусар. А рядом с ними потоком хлынули казаки Корелы.

— Давай! — закричал Андрей трубачу, который дожидался внизу под дубом, рядом с джурой Антоном.

Звуков этих ждали. Сечевые казаки с гиком, по-татарски же, ударили на врага с другой стороны.

— Пан боярин! — крикнул джура Антон. — Хорошо как! Господи!

Андрей скатился с дуба, прыгнул прямо в седло. Успел ещё слиться с казацкой массой, успел на своём коне опередить многих казаков и даже вступить в герцы [32] Герц — поединок. с несколькими татарскими наездниками. В битве он потерял из виду Антона.

Но всё в основном было кончено ещё до его прибытия на место самой главной сечи. Татарская конница, с шумом, стонами и проклятиями, со ржанием лошадей, уходила в редколесье, в темноту, чтобы навсегда исчезнуть в непроходимых болотах.

Это длилось вроде бы и недолго.

— Победа! — раздались крики.

— Победа!

Кричали казаки и гусары. Они спешивались. Они приходили в себя после горячей схватки.

В пылу сражения, кажется, все забыли, а то и вообще не знали, кто является задумщиком этой победы.

Но ни Яремаки, ни лесного атамана по имени Касьян нигде не было видно.

— Ищите! — приказал Андрей атаману Кореле и ротмистру Борше.

Яремака был ещё жив. Он лежал лицом к небу под заснеженным кустом орешника, среди окровавленных татарских трупов и лошадиных шевелящихся туш. Очевидно, его сразили прозревшие в последние мгновения перед кровавой развязкой татарские начальники. Вместе с атаманом Касьяном, оба безоружные, прикидываясь севрюками, местными жителями, вели они врагов в условленное с Андреем место, чтобы направить их в лесные топи, чтобы они были загнаны туда при помощи ударов конницы.

— Прощай, брат! — успел сказать товарищу Андрей, прежде чем тот закрыл глаза.

Андрей был уверен: Яремака слышал его слова. А вот лесного атамана не нашли ни среди мёртвых, ни среди живых. Очевидно, татары увели его за собою, когда отступали в болота.

Андрей долго стоял над трупом Яремаки.

С неба снова начал сыпаться снег. Но снежинки уже не таяли на лице у Яремаки. Оно начало темнеть.

Рядом плакал безутешный джура Антон.

Безмолвно высился, ротмистр Борша.

И даже атаман Корела спешился и прикладывал к лицу длинные ладони: то ли пот утирал, то ли слёзы. И только однажды промелькнуло на его лице какое-то подобие ужасной улыбки.

А над полем победно звучали трубы. Кто-то уже смеялся. Кто-то затевал ссоры.