Юрий Слепухин - Государева крестница

Волосы её тем временем высохли, татарки так же ловко заплели косу, наложили венчик, поднесли зеркало. Настя смотрела на себя, как на чужую, не узнавая.

— Идём, милая, — сказала одна из татарок, обретя неожиданно дар речи, — у тебя уже накрыт стол, теперь надо кушать...

Когда они вышли, Иоанн Васильевич задвинул потайную заслонку и тоже вышел в соседний покой, где смиренно дожидался Бомелий.

— Лепота, — произнёс великий государь. — Угодил ты мне, Елисеюшко, угодил...

— Рад служить твоему царскому Величеству. Открылось, однако, одно малое неудобство...

— Что ещё такое?

— Маестет, указание звёзд редко осознается теми, на кого направлено. Человек, предназначенный сотворить некое действие, может тому противиться, не сознавая своей предестинации, сиречь предназначения...

— Что мне с того. Пущай противится!

— Я лишь хотел сказать, что... — Бомелий замялся, подыскивая слова. — Девица Анастасия Фрязина, хотя её благорасположение к твоему царскому Величеству не может вызывать сомнений, в противном случае гороскоп был бы иным... Однако она, быть может, этого ещё не осознала. Тем паче поскольку с ней об этом не говорили...

— И не надо покамест ничего говорить, сам скажу.

— Разумеется, маестет. Но она не понимает, зачем её сюда привезли, и сильно обеспокоена, что сказывается в её манире себя вести. Вчера, когда я приветствовал её в лабораториуме, она была в гневе и подняла на меня руку, повредивши весьма ценный артефакт...

— Что, починка дорого обойдётся? — насмешливо спросил Иоанн. — А ты поглубже копни в своём загашнике, авось наскребёшь. Или, того лучше, отнеси артефакт её отцу — Никитка с тебя дешевле возьмёт, знакомства ради.

— Великий государь изволит шутить, — криво улыбнулся Бомелий, весь скособочившись, — но я хотел лишь сказать, что в таковом настрое она может оказать непочтение и твоему величеству...

— То не беда, оно, может, и к лучшему. Мне норовистых кобылок укрощать любо!

— Да, с ней следует явить твёрдость... может быть, даже слегка наказать? На иных женщин умеренная телесная боль оказывает воздействие терапеутическое, сиречь исцеляющее... и весьма скорое. Всё же я осмелился бы посоветовать выждать ещё день или два...

— Нынче мне и так недосуг — ливонского посла принимать надобно, отъезжает он. Так что пущай пообвыкнет Анастасья да и успокоится... чтобы иначе успокаивать не пришлось!

Андрей, сморённый дневной скачкой и вином, крепко спал, когда вошёл Годунов, — пришлось потрясти за плечо.

— Вставай, Андрей Романыч, — сказал он, когда гость раскрыл глаза. — Новость есть, и неладная.

— Что такое? — настороженно спросил тот, будто и не спал вовсе. — Не с Настей ли чего... дурно сон про неё видел.

— Андрей Романыч, невесту твою умыкнули.

Андрей посидел зажмурившись, играя желваками скул, и вдруг с размаху влепил кулак в раскрытую левую ладонь.

— Домешкали, т-т-твою мать!! — крикнул он бешено. — Ну ладно я, дурак, в Коломне околачивался — хотя и чуял, что неладно с этим, — а ты? Ты-то, боярин! Ты ж тут, как рыба в воде, все у тебя на виду, неужто раньше не мог оповестить?!

— Андрей Романыч, Елисейка не на виду у меня, про него знаю лишь то, что арап сумеет пронюхать. А как он последний раз пришёл да сказал, что решено её умыкнуть, я сразу за посольским стряпчим послал, потому как тебя выкликать, с ними не поговоривши, было бы лишено смысла. Пока то да сё, считай, дня и не бывало. Да ещё Юшка мой, дурак непроворный, крепко подвёл! Я ведь как думал: к вечеру он до Коломны дотрюхает, а ты сразу на́конь и к утреву у меня будешь. Оно бы и поспели в тот же день забрать из Москвы вас обоих. Так ведь он, стерва ленивая, утром лишь тебя отыскал...

— Чего ж теперь об этом, — проговорил Андрей сипло, с натугой проталкивая голос из гортани. — А как... через кого узнал, что взяли её?

— Через того же арапа, что сидит у Бомелия...

Андрей прыгнул с постели, словно выброшенный пружиной, стал поспешно одеваться.

— Её что, туда отвезли?

— Туда. И похоже... лекаря она убила.

— Настёна — лекаря?! Бомелия?!

— Вроде так он слыхал...

— Слыхал иль видел?!

— Нет, видеть не мог, там только слушать можно. Сейчас покажу тебе его, так ты не дивись, — знаешь, кто это? Приятель твой, Юсупыч.

Ошеломлённый первой новостью, эту вторую Андрей воспринял уже как пустяк.

— Так он и в сам деле у лекаря обосновался, пёсий сын... Мне про то говорили, не помню кто. Что ж, рыбак рыбака видит издалека... А теперь, выходит, к тебе переметнулся? Ну ловок, старый блудяга...

— Не спеши старика корить, Андрей Романыч. Не перемётывался он никуда, а к Елисею я его сам послал... После того, как ты прогнал его взашей — опять же с моего наущения.

— Как это понять, с твоего?

— Да это я ему сказал: сделай, мол, так, чтобы Лобанов тебя вышиб да чтобы поболе народу про то знало. Иначе ему к Елисейке-то опасно было бы податься... А так вроде поверил!

Андрей, застёгивая кафтан, усмехнулся:

— Да-а-а... ловко вы меня провели! Я ведь тогда страсть как на него осерчал, после ещё думал: ну не приведи Господь встретить где, за милую душу пришибу злоязычника... Слава Богу, не встретил!

Юсупыч, видно, хорошо запомнил угрозу, громогласно высказанную ему вслед в тот день, и на вошедшего Андрея глядел сейчас боком, с некоторой опаской во взоре. Андрей шагнул к нему, протягивая руки:

— Здорово, отец! Прости, худо о тебе мыслил... а нынче рад видеть, хоть и дурные ты принёс вести, и за службу благодарствую, — знаю, нелегко тебе было у проклятого лекаря — и трудно, и опасно. Спаси тебя Бог, отец...

Арап, крепко притиснутый к его груди, всхлипнул и промолвил сдавленным голосом:

— Не ослышался ли я, о доблестный, ты дважды назвал меня отцом?

— А кто же ты мне, как не второй отец, коли жизнь для меня не побоялся поставить на кон...

Так Настю, говоришь, не видал, только слышал голос? Что она говорила?

— Сыне, она отважно поносила Бомелиуса, назвала его жабой и ещё как-то, а потом я услышал звук удара, и ещё разбилось нечто стеклянное, и она закричала: «Люди, я убила лекаря!». Я сразу побежал вниз и успел лицезреть её, сыне! Луноликую вели под руки, но я смог заметить: к ней не проявляли враждебности... я бы скорее сказал — вели как бы с почтением, нашу жемчужину!

Годунов глянул на Андрея, хотел что-то сказать, но промолчал.

— А теперь я должен вернуться туда, — закончил Юсупыч.

— В своём ли ты уме? — спросил Годунов. — Там теперь всё вверх дном перевернут, не хватает ещё, чтобы и тебя схватили!

— Почему там будут переворачивать вверх дном, если некого искать? Луноликая не отрицает своего деяния, она сама позвала людей — как если бы убиение жабы произошло случайно. Не исключено, замечу, что так оно и было! Мне же надо быть там на виду, иначе это может вызвать подозрения. А кто, если не я, сможет сообщить тебе, куда её увезут... или хотя бы что собираются делать — увезти или оставить там. Что сомнительно!