Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

Скоро появился сам старый врачеватель. Он, как всегда, поклонился, прижав руку к сердцу.

— Груз ждёшь? — строго спросил стражник.

— Жду, жду, — согласился Ибн Хафиз.

— Откуда ждёшь?

— Из Бухары жду.

— Так, — удивился стражник и почесал шею, — мне-то сказано, что из Орды.

— Бухара тоже Орда, — объяснил врачеватель.

— Твои? — Стражник сбросил рогожу, и под ней оказались четыре сундука.

— Мои, мои.

— Коли твои, так и скажи, что в них?

— Новый халат, штаны, коврик, книги, много книг, калямы.

— Что ещё за «калямы»? — придрался стражник. — Я такого слова не знаю.

— Перо, чем пишут книгу.

— Тогда откроем, проверим. И ты тоже смотри, — сказал он иноку. — Коли книг не будет да халата, значит, не твой груз, потому как мне сказано — из Орды.

— Бухара тоже Орда, — снова объяснил старик, — была не Орда, стала Орда.

— Это дело знакомо, мы тоже были не Орда, а сделались под Ордой.

Стражник открыл сундук. Инок вытянул шею, чтобы увидеть через его плечо, что же за груз такой доставлен сюда, а увидев, разволновался: сундук был полностью набит книгами.

— Твой груз! — с облегчением подтвердил стражник. — Принимай.

— Другие смотри! — потребовал старик. Было похоже, что он обиделся на стражника и теперь хотел доказать ему свою честность.

— Да чего смотреть, коли твои. Ты вот что, соли отсыпь горсть, а то своя вся ушла.

Пока возчик и стражник сгружали тяжёлые сундуки с книгами, старик вынес им соль в туеске.

«Разложатся, приду к ним читать, — радостно думал инок Кирилл, направляясь в свою обитель. — Это же сколько в них должно быть полезных сведений!»

Едва сошёл лёд на реке Великой, как по воде повезли камень для стены, заготовленный ещё летом. Каждая улица отрабатывала свой урок, командовал же всеми посадников сын Лубок. Стена со сторожевыми башнями-кострами росла на глазах. Ставили её вдоль линии, которую когда-то провёл копьём Довмонт. Дни делались длиннее, и князь радовался тому немалому, что успевают сделать с утра. Горожане слегка ворчали, но больше по привычке — нужность стены понимали все, да уж и обсудили это на вече. А потому от каждого двора раз в неделю на стройку приходил человек. Довмонт же с посадниковым сыном ближе к закату проверяли ровность кладки, хорошо ли схватилась известь.

Гости, пришедшие от Риги и Дерпта, рассказывали, что магистр ордена Отто поклялся сровнять с землёй Псков, а князя Довмонта казнить лично. Для того Папа Римский призвал всех рыцарей собраться под знамя магистра.

— Стену достроим, пусть приходит, — шутил Довмонт, — и напоим, и накормим, и в землю уложим.

Шутить-то он шутил, да задумывался: одно дело воевать с отдельными отрядами, другое — с такой силой, какую магистр собрал под Раковор.

А потому каждый день старый рыцарь Лукас гонял молодых ратников, наставляя их в воинской науке. Иногда они собирались прямо в детинце, на площади у Троицкого собора, чаще же уходили в Запсковье. Возвращались ратники утомлённые, потные.

— Устал — хороший воин, — говорил рыцарь, — когда не устал — тот ленив.

Внезапно пришла весть: полк немецких рыцарей вошёл во псковские пределы, разоряет пограничные селения.

— Говорил князьям зимой: взяли бы Раковор — и жили бы спокойно! — пожаловался князь посаднику.

Весть принёс сын сельского старосты.

— Родители ушли в лес со скотиной, а кто не успел — того в полон.

По его словам, рыцарей было аж несколько сот.

— Разбойники, им бы лишь на людей охотиться! И много так!

— Привиделось со страху! Утром выхожу с малой дружиной, — сказал Довмонт.

Большое войско собирать долго. Сколько ни проверяй, ни учи, всегда у одного одежда порвалась, другому оружие не сыскать, третий сам лежит хворый. Малая дружина готова всегда. С большим войском и траты большие: думай, чем кормить людей и чем лошадей. А для рыцарского отряда, который разбойничает по окраинам, и малой дружины достаточно.

Довмонт, когда жил в Литве, торговлей людьми почти не занимался. И другие литовские князья, даже сам Миндовг, людьми не промышляли. Они строили державу. А пленных и так хватало после битв, порой, когда не знали, что с ними делать, — отпускали, если же много было пролито крови, то их тоже лишали жизни. Другие же князья и народы только тем и живут, что уводят большой полон и в дальние страны поставляют на невольничьи рынки.

В последние годы рыцари на чужих землях тоже занялись добычей людей. Сбывают их перекупщикам, а те, смешно сказать, — рыцарским же врагам, против кого сражались более ста лет за Гроб Господень. Сначала подержат недолго в полоне; не успеешь обменять своего человека — ищи его потом по всему свету, на нём, уж где-то в далёкой земле, стоит клеймо: он за хозяйскими конями ухаживает, верблюдов стережёт или ласками по ночам хозяина ублажает, потому как на рынках юные девицы без изъяна в теле тоже ценятся.

Однако для того и князь, чтоб не допускать разбоя на своих землях. Уведут людей с земли — кто на неё сядет? А земля опустеет, не понадобится и князь.

До места, где разбойничали рыцари, добрались к закату. Путь указывал сын старосты той деревни, которую полностью взяли в полон.

От бывшей деревни уже издали тянуло горелым. А как приблизились, увидели порушенные огнём дома. От одних почти ничего не осталось, кроме большой кучи ещё горячих углей да черепков посуды, на месте других лежали обугленные брёвна.

— Как же это, княже! — потерянно воскликнул сын старосты. — За что? Худа мы им не делали!

Скоро показался и сам староста с остатками людей, успевший спрятаться в лесу.

— Туда поехали, там ловите, — показал староста, — большое войско.

В той стороне было большое селение.

— А не станут ли они там на ночь, князь? — предположил Василий, который был теперь почти всегда рядом с Довмонтом. — Съезжу-ка я взгляну, что и как.

Довмонт отпустил с ним ещё одного воина, остальным же, выставив дозорных, приказал отдыхать.

Ночь прошла беспокойно. Дружинники, тревожно прислушиваясь, вглядывались в темноту. В лесных людей-оборотней — волкодлаков — они, может, и не очень верили, но тревога не уходила. Василий же так и не возвращался.

Довмонт не знал, на что решиться, — посылать новых лазутчиков, ехать самому?

Неожиданно они услышали конское ржание. Несколько человек, стараясь двигаться бесшумно, отправились на зов лошади. Скоро они привели её к Довмонту. Это была лошадь Василия. На голове её возле правого уха виднелась рана. У седла висел кистень, которым Василий любил пользоваться в схватке, да в этот раз не успел. Теперь всем стало понятно, что где-то там, в темноте, была схватка, Василий же или убит, или попал в полон сам.

Первым желанием Довмонта было вскочить на коня и мчаться на выручку. Однако если там ночная засада, то рыцари только этого и ждут.