Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

Через несколько дней старик неожиданно ощутил слабость. Пока ещё сохранялись силы, он взобрался на мерина, которого, с разрешения игумена, передал ему инок, взял свою неоконченную книгу и поехал по знакомой дороге в селение, поражённое мором. Там он поселился в пустой избе, сумев даже протопить её, и, попрощавшись со всеми живыми, описывал до последнего вздоха, как съедал его старое тело этот страшный недуг.

Инок, ни о чём не догадываясь, войдя в то селение через неделю, нашёл старца уже мёртвым, закоченевшим. Раскрытая книга лежала рядом с ним на полу.

«Возможно ли поганого хоронить вместе с христианами? Не станет ли это великим грехом?» — спросил себя инок.

Но потом сам нашёл и ответ. Ответ этот заключался в притче, которую рассказал сам Господь о добром самаритянине. Эту притчу инок знал с детства.

«Можно ли называть дальним того, кто жил как ближний? И ежели он жил словно христианин, то пусть и захоронен будет вместе с христианами. А ежели я обижу этим его Аллаха, пусть простит он моё прегрешение, ибо я не унизить желаю Ибн Хафиза, а только возвысить. Правил же похорон, согласных басурманской вере, не знаю».

Так решил инок Свято-Мирожского монастыря, священник и регент хора из храма Пресвятой Троицы Кирилл и так поступил.

Рождество в 1281 году было на Руси днями ужаса и страданий. Новый великий князь, сын знаменитого Александра Невского Андрей Александрович, наведя татар на Суздальское княжество, возможно, и сам ужаснулся тому, что он сотворил.

Воины из Орды, разорив старинные города, вывезя из домов всё, что было возможно, разграбили и храмы. Не только иконы, сосуды и свещницы уносили они с собой — отрывали даже дорогие переплёты от книг. Любая женщина, увиденная ими, будь то монахиня, жена священника, сразу становилась жертвой гнусного насилия.

Тут и наступил праздник Рождества. Города стояли пустые. Жители прятались в лесах или бежали куда глаза глядят. Ободранные храмы выглядели убого и сиротливо, прежде наполненные в эти дни верующими, теперь они тоже были пусты.

Посреди разорённого государства новый великий князь отпраздновал вместе с татарами свою победу над старшим братом.

Князь Димитрий Александрович жил в эти дни в псковских хоромах князя Довмонта вместе с женою и дочками. Несмотря на все ужасы этого месяца, именно во Пскове он почувствовал себя неожиданно спокойно и твёрдо.

Едва пришла весть об уходе ханских полков, князь Димитрий отправился в Переяславль собирать жителей своего княжества.

Едва князь Димитрий с небольшой дружиной появился в Переяславле, потянулся в город и народ. Даже те, кто в прежние времена таил на князя небольшое зло, теперь, испытав настоящий ужас, готовы были стоять за него.

Люди сами шли в полки, которые собирал князь. Оружие было самое простое, но и оно могло стать полезным в умелых руках.

Удельные князья были в растерянности — кого поддерживать?

Не будь ханской силы, они бы и не подумали переметнуться к младшему брату.

Но младший брат снова поехал в Орду и второй раз за зиму привёл на Русь татарские полчища. Теперь ему была нужна только победа, чтобы никто не обращался с ним как с преступником.

И снова горели селения, снова люди бежали в леса. А кого отлавливали, гнали в татарский полон.

Все дороги на Псков были перекрыты. Димитрию Александровичу оставался один путь, уже протоптанный младшим братом, — но не к хану в Орду, а к бывшему ханскому воеводе Ногаю.

Ногай, создавший собственное огромное государство от Днепра до Дуная, куда входили и многие области русские, держал в страхе и хана, особенно нового, только что заступившего, — Тудан-Мангу.

Любитель соколиных охот, женившийся на византийской принцессе, Ногай помнил время, весело проведённое с русским князем Димитрием Александровичем.

— Даю тебе грамоту, — говорил он, — здесь сказано, что ты, а не младший брат — великий князь. Ослушавшиеся будут мною наказаны. Об этом тоже говорится в моей грамоте.

С этою-то грамотой на руках Димитрий Александрович сделал то, чего не мог, опираясь на Правду, закон и наследственное право. Он показал грамоту татарским военачальникам, и те сразу повернули в Орду.

Без ханских полков князь Андрей Александрович оказался гол и слаб. У него хватило ума немедленно повиниться, покаяться и поцеловать крест в знак будущей верности настоящему великому князю — своему старшему брату.

Димитрий Александрович вновь вокняжился в стольном граде Владимире. В Переяславле артель, присланная зятем из Пскова, восстанавливала княжьи хоромы. На Руси вновь застучали топоры — на месте пожарищ люди ладили новые избы. Все считали, что на Русскую землю вновь пришли мир и покой.

Они и пришли, но только на несколько лет.

Хороши новгородцы — всегда блюдут свой интерес. Соблюли и теперь.

Только-только в Торжке они с князем Андреем клялись жить или умереть друг ради друга. Да и князь Андрей тоже хорош. У него тоже свой интерес — не великое княжество, так хоть жизнь. И снова была встреча на Ильмене. Только теперь великим князем был снова Димитрий, а рядом с ним сидел на кауром коне брат его Андрей. А за ними — не малосильная дружина, а ханские полки.

Что поделаешь, наука пошла впрок и старшему брату. Он Русь бережёт от разорения, но татарские полки тоже за собой водит.

Новгородцы вновь признали его своим князем и в знак примирения уступили ему Волок.

Только не было теперь уже у Димитрия молодых мечтаний — строить крепости. Что с них пользы ему? Не было и счастливой гордости при виде Господина Великого Новгорода. Одна горечь на душе.

Горько даже оттого, как отдаёт на расправу ему своих бывших наперсников младший брат. Отдал даже боярина Семёна Тониглиевича.

Боярин Семён понимал, что попал от князя да в грязь. Только что был он правой рукой при великом князе. А теперь сидел тихой мышью в своих костромских хоромах. Одна надежда — братья помирились, старший брат не мстителен, авось и забудется.

Старший брат не мстителен, зато бояре его хорошо помнили, как грабили их терема ханские воины под приглядом Семёна да как девиц у частокола насиловали, а он сидел верхом на лошади, деликатно отворачиваясь.

Всё тот же верный старец Гаврило Олексич с сыном явился в Кострому.

— Я что, моё дело верно служить моему князю, — оправдывался перед ними боярин Семён. — Призовёт меня Димитрий Александрович, и его указы тоже исполню.

— Думаешь, я князю не верно служил? — не сдержался герой Невской битвы. — Ты оглянись — не тянется ли кровавый след за тобою по всей Руси? Молись Богу, это будет последней твоей молитвой, потому как нас бояре прислали казнить тебя!

С некоторых пор решено было выбирать на вече в Пскове сразу двух степенных посадников. Одному уже было не справиться с городскими делами — так город разросся.