Дмитрий Барчук - Две томские тайны

Виллие понял, куда этот красавчик клонит. Ему вдруг захотелось плюнуть на всё и нахамить этому наглецу, перед которым заискивали все придворные в Таганроге, прослышав о какой-то тайной миссии, возложенной на него государем. Но вспомнив об обещанных Александром Павловичем восьмидесяти тысячах рублей, ласково ответил:

— Пойдёмте, голубчик, я дам вам то, что вы просите.

Тем временем император, откушав чаю с ещё не остывшими гренками, вновь решил прогуляться. А ноги сами понесли его в военный госпиталь.

Там его не ожидали, и все сразу засуетились. Прибежали главный врач, начальник Таганрогского гарнизона и генерал-адъютант Дибич.

Государь пожелал пройтись по палатам. Доктор и барон следовали за ним по пятам.

Уже во второй палате он нашёл того, кого искал. Струменский лежал ничком на кровати у окна и стонал.

— Был наказан за побег, — доложил Дибич.

Несчастный повернулся и хотел что-то сказать государю. Александр Павлович только услышал начало фразы: «Непра…», как из-за его спины ловко вынырнул доктор с какой-то склянкой в руке.

— Вот, выпей, голубчик. Это лекарство. Оно тебе поможет, — пропел он и чуть ли не насильно влил его в рот Струменскому.

Несчастный сразу как-то обмяк и больше ничего не мог сказать. А бойкий доктор всё продолжал щебетать, как канарейка:

— Он скоро поправится, Ваше Величество. Русский мужик — живучий.

Из ворот госпиталя выехал всадник. Он был доволен, что опередил императора и успел передать полковому лекарю пузырёк с ядом. Это был Иван Шервуд.

Псы выли всю ночь. С вечера лишь слегка поскуливала белая пушистая собачка одной из фрейлин царицы. Но с наступлением темноты она по-настоящему завыла своим тоненьким противным голосочком. К ней присоединились дворовые псы — большие, косматые и очень свирепые собаки, привезённые с предгорий Кавказа, которых днём держали на цепи, а на ночь отпускали во двор. Лучших сторожей от воров и разбойников в округе не сыскать. Они выли протяжно, надрывно и очень громко. К полуночи их заупокойную мессу подхватили и соседские псы. Казалось, все собаки Таганрога сбежались к дому, где остановился император, и голосили что было мочи.

Его сердце разрывалось на части от этих звуков, вскоре он не выдержал, выбежал в одной ночной рубахе в приёмную и крикнул спящему на диване секретарю:

— Как вы можете спать, князь?

Волконский вскочил на ноги, протирая заспанные глаза:

— Что случилось, Ваше Величество?

— Собаки! Сделайте же что-нибудь?

Государь стоял в длинной белой рубахе и ночном колпаке, испуганный и бледный, с подсвечником в руке. Тревожное пламя свечей освещало стены и потолок комнаты, а также перекошенное лицо Александра.

— О господи! — сорвалось с сухих губ секретаря.

— Почему вы так смотрите на меня, князь? — ещё более испугался царь.

— Простите, Ваше Величество, почудилось, — извинился секретарь, подошёл к окну и раскрыл его.

В натопленную комнату вместе с ночной прохладой ворвался заунывный вой.

— Они воют по покойнику, — сказал князь.

— Но я же жив! — взорвался император.

Волконский замялся, но поняв, что скрывать секрет бесполезно, признался:

— Вчера после обеда Шервуд привёз тело этого солдата. Оно в подвале. Вот собаки и учуяли.

— Прикажите, чтобы разогнали этих несносных животных. Они же перебудят весь город.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

Волконский вышел в коридор и наконец-то смог перекреститься. Ему рассказывал отец, как убивали императора Павла в Михайловском замке четверть века назад. Та же ночная рубаха, тот же колпак, те же свечи и тот же ужас в глазах царя. «Всё возвращается на круги своя», — подумал князь и приказал часовым стрелять по собакам.

Одиночные выстрелы разорвали ночную тишь. Заскулила подстреленная дворняга и поковыляла умирать в подворотню. Её перепуганные сородичи разбежались кто куда.

Александр Павлович кое-как заснул. А когда рассвело, начальник гарнизона поднял по тревоге роту солдат и распорядился отстрелять всех бродячих псов в городе, а обывателям было велено дворовых собак посадить на цепь.

По городку поползли слухи, что состояние здоровья государя вновь резко ухудшилось, и народ мало-помалу стал собираться возле императорской резиденции. Вначале старухи, загодя повязавшие на головы чёрные платки. Они уже отжили свой век, но все равно в глубине души радовались, что кто-то отошёл в мир иной раньше их. Особенно если этот кто-то — самодержец всероссийский. А потом стали подходить и прочие горожане, для которых что приезд императора, что его болезнь — событие неординарное, вносящее хоть какое-то разнообразие в монотонную жизнь глухого провинциального городка на самом краю огромной империи.

Тем временем государь отошёл от ночных кошмаров. И хотя не совсем выспался, о чём свидетельствовали тёмные круги под глазами, был, напротив, нервно оживлён. Даже пробовал шутить. Иногда оскорблял кого-нибудь из близкого окружения. Но посвящённые в тайну на него не обижались и смиренно терпели любые колкости.

— Вы бы всё-таки причастились и исповедались, Ваше Величество, — посоветовала ему жена.

Дерзкий ответ сопровождала ехидная ухмылка:

— Неужели мои дела настолько плохи, и болезнь уже зашла так далеко, что другого лекарства нет?

Царица смутилась, но всё же ответила:

— Вашим подданным хорошо известно, что их император — великий христианин и строгий наблюдатель правил нашей православной церкви, и если он предстанет перед Господом, не выполнив перед этим положенных обрядов, это может вызвать различные кривотолки среди населения. Поэтому советую вам прибегнуть к врачеванию духовному. Оно всегда приносит пользу и даёт благоприятный оборот при любых тяжких недугах.

Александр Павлович немного подумал и тем же дурашливым тоном сказал:

— Благодарю вас, друг мой, за заботу о моём душевном здоровье. Только прикажете исповедаться — и я готов.

А потом добавил, обратившись уже к лейб-медику:

— А может, лучше вы, Виллие, сыграете за меня эту роль? Как-никак я же не собираюсь умирать на самом деле.

У старого лекаря от такого предложения чуть не свалилось с носа пенсне.

— Что вы, что вы, Ваше Величество? Это же такое святое таинство! Как я могу? — запричитал он.

— Ладно, зовите вашего протоиерея. Я, так и быть, исповедуюсь, но только при одном условии. Не как император, а как простой мирянин. Император уже скончался. Его тело лежит в подвале и ждёт своего часа, когда его поднимут и положат на царское ложе.

«Какие же упрямые эти бакенбарды! Никак не хотят сбриваться!» — подумал Александр Павлович и громко вскрикнул: «А-а-а! На помощь!»

Тут же в ванную комнату вбежали камердинер и два лакея.