Дмитрий Барчук - Две томские тайны

— Эх, Масков, Масков… — удручённо произнёс император, склонившись над телом фельдъегеря на станции в Мариуполе. — Как же это случилось?

— На крымчаков нарвались, — как можно правдоподобнее соврал Шервуд. — Насилу ушли от погони. И вдруг его лошадь на полном скаку угодила копытом в глинистую кочку. Фельдъегерь не удержался в седле, перелетел через круп лошади, упал головою на землю и остался на месте без движения. Я вначале подумал, что это крымчаки его подстрелили. Но потом, когда осмотрел тело, понял, что это он сам ударился о камень. Да и татары нас больше не преследовали.

Государь посмотрел прямо в глаза унтер-офицеру. Но в ясном и чистом взоре молодого человека не было и намёка на ложь.

— Значит, само провидение на моей стороне, — сделал вывод царь. — Завтра с зарёй выезжаем в Таганрог. Теперь главное, чтобы яхта пришла вовремя.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, мой брат Роберт — искусный мореход. Наверняка он нас уже ждёт в Таганроге.

Но Иван Шервуд ошибся. Яхты не было ни в день их приезда, ни на следующий. Тело фельдъегеря начало разлагаться, поэтому его пришлось в срочном порядке похоронить, дабы в холодной сырой земле оно лучше сохранилось до востребования.

Прошёл ещё один день. Но британский флаг так и не появлялся в гавани. Тем временем государь на самом деле не на шутку занемог. Его сразила крымская лихорадка. Такой диагноз поставил придворный лейб-медик Яков Виллие [29] Придворный лейб-медик Яков Виллие — Яков Васильевич Виллие (при рождении Джеймс Уайли) (1768–1854) — военный врач, лейб-хирург российского императорского двора, организатор военно-медицинского дела в российской армии. Действительный тайный советник (1841). Президент Медико-хирургической академии. .

Болезнь протекала тяжело. У императора всю субботу и воскресенье держалась высокая температура и наблюдался сильный озноб. Больной лежал у себя в комнате и никуда из дворца не выходил. Всё это время он почти ничего не ел, а только пил микстуры и травяные настои, предписанные докторами.

В понедельник утром в комнату к больному заглянула царица. Рядом с кроватью спящего государя сидел доктор и считал ему пульс.

— Как он? — шёпотом спросила Елизавета Алексеевна.

Виллие приложил палец к губам и, сгорбившись, на цыпочках направился к выходу.

Притворив за собой дверь, доктор ответил:

— Страшное уже позади. Кризис миновал. Жар ослабевает. Я полагаю, что денька через два-три Его Величество встанет на ноги.

— Ну, слава Богу! — вздохнула с облегчением царица. — А я уж грешным делом всякого надумалась. Эти игры со смертью до добра не доводят. Глядишь, никакой инсценировки не понадобилось бы, сам бы отдал Богу душу. Может, хоть сейчас, после болезни, образумится?

— Не думаю, — покачал головой лейб-медик. — Он ещё вчера вечером, как только пришёл в сознание, первым делом спросил: не видел ли я в порту английскую яхту?

— И что вы ответили ему?

— Правду. Сказал, что пришла его яхта. Он сразу блаженно улыбнулся и спокойно заснул.

«Где Шервуд? Я срочно хочу его видеть!» — раздался из комнаты рассерженный голос императора.

Царица и лейб-медик тут же поспешили на зов.

Александр Павлович сидел на краю кровати в длинной белой рубахе с небритым и сильно осунувшимся лицом и тщетно пытался натянуть на ногу сапог.

— За ним уже послали, Ваше Величество, — успокоил больного Виллие. — Вы бы легли. Вам ещё рано вставать.

— Пусть придут оба Шервуда. Я хочу говорить с ними обоими.

— Хорошо, хорошо! Все придут, не извольте беспокоиться. Только ложитесь, пожалуйста.

Виллие наконец-то удалось уложить больного обратно в постель. Но, покидая покои государя, он уже сомневался в точности своей оценки состояния больного. Закончилась ли лихорадка? А если закончилась, то почему государь по-прежнему бредит? Откуда ему возьмёшь двух Шервудов?

Однако он в точности передал царскую волю личному секретарю государя князю Волконскому [30] Волконский — светлейший князь Пётр Михайлович Волконский (1776–1852) — русский военный и государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1850), министр императорского двора и уделов (1826–1852). .

И через полчаса доктор увидел в императорской приёмной на самом деле двух Шервудов. Правда, один из них был в уланской форме, а другой — в форме офицера Британского флота. И вместо бакенбард на его лице красовалась шкиперская бородка. Других отличий меж ними не было.

Александр Павлович принял офицеров в постели, но уже в сидячем положении, опираясь на гору подложенных под спину подушек.

— Вы — Роберт Шервуд, если не ошибаюсь? — угадал император.

— Так точно, Ваше Величество, — бойко отрапортовал шкипер.

— Но почему вы задержались? Ваш брат говорил, что вам любой шторм не страшен.

— Так точно, Ваше Величество. Но только турки закрыли проход через Босфор на время бури. Пришлось провести три дня на якоре в бухте в Мраморном море. Но и там яхту основательно потрепало. Требуется небольшой ремонт.

— Сколько вам понадобится на него времени?

— Неделя, Ваше Величество!

— Долго. Боюсь, что тело Маскова столько не протянет, начнёт разлагаться.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — подал голос Шервуд-младший. — Погода стоит прохладная. Оно сохранится в лучшем виде. Вы, главное, сами быстрее выздоравливайте. Путь нам предстоит неблизкий.

— Что ж, не будем терять драгоценного времени! Каждый займётся своим делом. Вы ремонтом судна, а я — поправкой собственного здоровья.

— Ох, не по-христиански это — осквернять могилы усопших. Ох, и покарает нас Господь за такое богохульство, — причитал пожилой солдатик, выбрасывая лопатой из ямы комья глины и чернозёма, щедро пропитанные холодной осенней влагой.

— А чего тебе, Демьян, ты же человек подневольный. Тебе господин офицер приказал, ты и делай. Не твоего ума это дело, и грех не твой. Пусть вон у того франта душа за это болит и у доктора, что будет этот труп резать. Надо же, для опытов ему бедолага Масков понадобился. Басурмане, они и есть басурмане. Хотя по-нашему и говорят, но душа у них всё равно не православная, потому и не ведают, что творят, — ответил ему умудрённый опытом товарищ.

— Эй вы, кладбищенские крысы, ну-ка отставить разговорчики! Копайте живее, нечего лясы точить! — прикрикнул на солдат с иностранным акцентом унтер-офицер.

— А чего копать-то, ваше благородие. Вот он, гроб, счас подцепим его и будем вытаскивать, — донеслось из разрытой могилы.

Кряхтя, солдаты извлекли наружу перепачканный глиной дощатый гроб.

— Откройте крышку, — приказал унтер-офицер.

Когда его команда была исполнена, он подошёл к гробу и тут же отпрянул, прикрыв нос шёлковым платком.