Сергей Булыга - Золотое дело

И заснул.

Утром Маркел быстро собрался, перекусил и вышел из избы. Волдырь вышел за ним следом. Были ещё сумерки, но вогулы, вместе с собаками, уже стояли посреди двора. Вдруг Волдырь едва слышно сказал:

– Ты им особенно не доверяй.

– Почему это вдруг так? – спросил Маркел.

– Сон мне недобрый был, – сказал Волдырь. – Будто кто-то висит на берёзе, на нижней ветке. А сама берёза высоченная, толстенная. И, чую, что это кто-то знакомый висит, только лица не вижу. Я хотел подойти ближе, глянуть… И проснулся. Смотрю, ты на лавке спишь, ровно дышишь. Значит, думаю, живой.

– Всё сказал? – строго спросил Маркел.

Волдырь кивнул, что всё.

– А теперь я скажу! – ещё строже продолжил Маркел. – За собой больше смотри. Да за дорогой!

Повернулся и пошёл к воротам. Там сел в нарты. Волдырь перекрестил его, махнул рукой. Караульные открыли ворота, и Маркел поехал дальше.

Медленно светало, поднимался ветер. А после, порыв за порывом, задула пурга. Пурга дула очень сильно, Маркел даже подумал, что хорошо, что они едут по теснине, тут же некуда свернуть, а то давно бы сбились с дороги. Хорошо было, чего и говорить. И ещё ветер дул в спину.

Но недолго! Потому что теснина вдруг повернула направо, вместе с тесниной повернула и тропа – и ветер начал дуть в лицо. И он дул всё сильней и сильней. Вогулы, не дожидаясь полудня, объявили привал и подогнали нарты к самой стене теснины, там было немного поспокойнее. И опять собаки разлеглись в снегу, а вогулы сели жевать пун. Маркел молчал и слушал. Дуло громко, как в печной трубе. Вогулы щурились от снега. Им было тепло и хорошо. А у Маркела зуб на зуб не попадал, его всего трясло от холода. А тут ещё заболело в боку, и болело всё сильней, но Маркел вида не показывал и даже за бок не брался. Но старший вогул вдруг спросил:

– Крепко болит, боярин?

– Ничего у меня не болит! – сердито ответил Маркел.

– Болит, болит, – сказал старший вогул. – Я вижу. Гычка меня убьёт, если я тебя не довезу. Тебе нужно грибка пожевать. Грибок тебе сразу поможет.

Маркел молчал. Старший вогул протянул ему кусочек гриба. Отравить они его хотят, подумал Маркел, это Лугуй их подослал, а вот не дамся, и всё!

И не дался – встал, сказал, что пурга улеглась и надо ехать дальше. И поехали, а правильней, пошли. Рана расходилась, боль утихла. Шли, молчали.

Так и на вечернем привале они ни о чём почти что не разговаривали.

Ночью, в землянке, Маркел спал беспокойно, вскакивал, а вот о чём был сон, не помнил. Зато ему то и дело вспоминался Волдырь и тот его недобрый сон, и было гадко.

Утром встали ещё затемно, быстро собрались и поехали. Пурга дула слабая, зато мороз был такой сильный, какого раньше ещё не было. Правда, на полуденном привале старший вогул сказал, что завтра они уже выедут в поле, и там будет легче, осталось совсем немного потерпеть. С этими словами он опять достал из-за пазухи пун, отломил кусочек и начал жевать его. Маркел смотрел на вогулов. Вогулам было хорошо, они грелись ядовитыми грибами, а Маркел не грелся, и он от мороза скоро сдохнет, думал он. А от гриба, может, и не сдох бы, потому что как только учуешь, что начал сдыхать, тогда его сразу выплёвывай и заедай снегом. Вот так! А потом доехал до Берёзова, там сдал этих воеводе и сказал: так, мол, и так, хотели отравить…

Но тут же подумал: нет, не так, а повернулся к старшему вогулу и сказал:

– А дай-ка и мне немного.

– Болит? – спросил старший вогул.

Маркел молчал. Но и руки не убирал. Старший вогул взял пун, отломил от него кусочек и подал Маркелу. Маркел сунул пун за щёку, начал жевать. Гриб как гриб, подумалось, и даже не очень горчит. И ничего не плывёт в голове, озноб не бьёт, и всякой дряни не мерещится. Дурят они его, вот что! Маркел жевал пун, жевал, и ровным счётом ничего с ним не случалось. Жевал, жевал…

Потом старший вогул тронул его за плечо и сказал, что пора ехать. Маркел опомнился и уже только тогда почуял, как ему стало тепло, нет, даже жарко – что хоть ты снимай шубу! И ничего не болело! Нигде! Маркел встал, встряхнулся, сплюнул жвачку, пересел в нарты, развалился как боярин и велел:

– Гони!

И они поехали. Горы стали совсем низкими, теснина раздалась в стороны, ветер утих, шёл редкий снег. Холода Маркел не чувствовал. Никто ни о чём не говорил. Так они молчали и на привале у костра, и ночью в землянке тоже. Но всё равно не спалось! Маркел лежал и притворялся спящим, ему чудились какие-то шорохи, казалось, что сейчас его зарежут. Такие мысли не к добру, подумалось, потому что всегда так бывает, когда скоро быть беде. Надо к беде готовиться! И Маркел полез за пазуху, достал князя семёнову грамоту берёзовскому воеводе. Грамота была уже сильно потрёпана, печати покривились и расплылись, ну да что поделаешь. Маркел снял валенок, спрятал в него грамоту, опять обулся. На душе сразу стало спокойнее, даже начало клонить ко сну. Маркел перекрестился, три раза прочёл «Отче наш» и заснул.

Также и утром на душе было легко. Маркел перекусил в охотку и также в охотку сел на нарточки. А тут ещё, они совсем мало отъехали, дорога вдруг вывела их в чистое поле. Дальше за ним была видна тайга. Они остановились, осмотрелись. Небо было чистое, светило солнце, а мороз был такой лютый, что даже дышать не хотелось. Маркел глянул в гычевский чертёж и сказал, что в Берёзов надо забирать налево.

– Нет, – сказал старший вогул, – направо. Там дальше будет река, мы по реке пойдём, по льду. Мы так всегда ходим. А по тайге, нам не пройти, только собак загубим.

– Значит, так Бог велел, – строго сказал Маркел.

– Какой злой у тебя Бог!

– Уж какой есть! Гони!

Старший вогул покачал головой и пошёл, забирая влево, на Берёзов. Собаки пошли за ним. Старший вогул побежал – собаки побежали следом. Маркел сидел в нартах, поскрипывал зубами, думал, что недобрые проводники ему попались, Лугуй их подкупил, ну да ещё посмотрим, чья возьмёт.

И так они, мало-помалу, проехали через поле и подъехали к редкому лесу, правильней, к тайге, конечно. Но заезжать в неё не стали, а остановились на опушке. Собаки сразу легли в снег, вогулы сели рядом, а рядом с ними сел Маркел. Старший вогул дал ему зубчик пуна, Маркел начал жевать, в боку сразу перестало резать, и мысли в голову полезли добрые. Чего это, думал Маркел, он на вогулов так злится, они ведь правы, дорога на Берёзов и в самом деле идёт правее, по реке Ляпин. Другое дело, что эта река заходит в Ляпин-городок, а Ляпин-городок – это Лугуева вотчина, а к Лугую пока лучше не соваться, так ему и в Москве говорили, а, говорили, сперва надо заехать в Берёзов и взять там стрельцов хоть полсотни, и уже только после этого ехать по лугуевским городкам и искать там самого Лугуя, брать его в расспрос, и всё такое прочее. Ну да это хорошо было рядить в Москве, в тепле, а тут, мухоморов нажравшись, разве что…