Маргита Фигули - Вавилон [litres]

Набусардар велел телохранителю окликнуть девушку, потому что в этот час было запрещено находиться на улице.

– Кто ты? – спросил телохранитель.

Она испугалась, но ответила:

– Я дочь бывшего управляющего имением Иддин-Сама и приношу молитвы семи демонам.

– Какая мерзость!

– А разве не мерзость то, что богач Син-Эрис лишил моего отца состояния и теперь мой отец, человек благородного происхождения, вынужден делать свечки, чтобы прокормиться? А я, дочь знатных родителей, должна ходить по домам вельмож и униженно предлагать свечи? Разве это справедливо, господин?

– Я ничего не знаю о тяжбе твоего отца, но мне приказано предупредить тебя, что в этот час находиться кому-либо на улице запрещено.

– Ты очень любезен, господин, и я знаю, как мне следует себя вести. Я воспитывалась в благородном доме. Я уйду, позволь мне только поставить семь этих кубков богам зла. Я принесла им нику, жертвоприношение вином. В преисподней они страдают от жажды. Они отблагодарят меня тем, что покарают Син-Эриса.

Она повернулась к статуям и принялась расставлять перед ними кубки.

– Это тебе, Лабарту, посылающая людям страшные сны: я прошу, чтобы ты превратила ночи Син-Эриса в ад… А это вам, Утуку и Алу, вызывающие спазмы в горле и смертельное удушье. Задушите Син-Эриса за то злодеяние, которое он совершил над нами… Это тебе, Лилитуя, насылающая на людей безумие. Нашли безумие и на Син-Эриса, чтоб не знать ему больше ясных мыслей…

– Довольно! – не выдержал телохранитель Набусардара. – Син-Эрис занимает высокий пост на службе у царя. Ты позоришь слугу царя и призываешь кару на его голову!

И он хлестнул ее плетью, даже не спросив позволения у Набусардара.

– Отправить ее в тюрьму?

Набусардар молчал, а девушка запричитала:

– За что, господин? Я искала справедливости и у судей, и у защитника Вавилона, божественного Мардука. Судьи прогнали меня, как собаку. А служители Мардука обошлись со мной хуже, чем с последним из рабов. И после этого ты удивляешься, господин, что я прошу о помощи злых демонов? Но если ты так мудр, господин, назови мне имя того бога, который исправит несправедливость, причиненную нам Син-Эрисом. Я буду денно и нощно молиться ему, взывая к его могуществу.

– Ты оскорбила Мардука!

Он повернулся к Набусардару.

– Она оскорбляет Мардука и богов Вавилона, светлейший. Ты позволишь примерно наказать ее?

Набусардар устало посмотрел на него, ничего не ответив. Девушка поднялась и прикрыла плечи, словно заранее защищаясь от плетей.

– Не надо, – произнес Набусардар. – Едем поскорей, мне что-то нехорошо.

Телохранитель внимательно взглянул на него. Лицо Набусардара было серым, как поле после жатвы.

– Ты болен, светлейший. Вернемся в дом командования.

– Нет!

– Куда же ты собираешься ехать, Непобедимый?

– Продолжим обход, я хочу убедиться, что все в порядке.

Они миновали еще несколько улиц и площадей и остановились у подножия холма Колая. Воздух был напоен благоуханием роз и глициний. Склоны холма были увиты виноградом, а дороги обсажены тамариском. Клумбы желтели лилиями, а над искусственным водоемом колыхались узколистые травы со спящими на них бабочками и стрекозами. На миртах дремали улитки. Перед холмом тянулись рощи гранатовых деревьев и кипарисов, а на вершине его грустно склоняли ветви плакучие ивы, в тени которых стоял храм чудесной горы, храм небесной Гулы, богини исцеления. Белые стены храма из мелкозернистого камня были видны издали каждому, кто искал в его стенах приюта и здоровья.

Увидев храм, Набусардар спросил:

– Ты веришь в действие этих источников?

– Да, светлейший, – отозвался телохранитель. – Теперь я вижу, куда ты вел меня. Божественная Гула вернет тебе силы.

Они стали медленно подниматься вверх, оставив отряд внизу, у подножия холма, за красивейшими в Вавилоне садами богачей.

Они приблизились к святилищу. В сумерках ночи выступали неясные очертания статуи богини. У ее ног стоял погасший фонарь, а рядом сидя дремали жрицы. В водоемах журчала вода, целебная вода источников.

Набусардар остановился и, поворотясь к телохранителю, с натугой проговорил:

– Что со мной? Голова гудит, а тело бьет озноб.

– Ты болен, светлейший.

Набусардар вздохнул и потер изрезанный морщинами лоб.

– Где мы?

– На холме Колая.

– Что нам здесь надо?

– Ты приказал ехать сюда.

– Я приказал? Не помню.

– Быть может, ты хотел попросить богиню Гулу о выздоровлении?

– Не может этого быть, я не верю в богов… У меня мутится рассудок. Кажется, будто я падаю с лошади. В глазах темно.

Поводья выпали у него из рук, он покачнулся в седле.

– Светлейший! – вскричал телохранитель.

Набусардар очнулся и с трудом нащупал поводья. Вид у него был крайне измученный, а взор туманный, как созвездие Млечного Пути.

– Пойдем к святилищу, жрицы дадут тебе животворной воды. К тебе вернутся здоровье и силы.

Он безропотно позволил увлечь себя к светлому зданию, откуда доносилось журчание источников. Теперь к этим звукам присоединились рыдания, доносившиеся со стороны статуи. Жрицы в белоснежных одеяниях, припав к ногам богини, каялись, заливаясь слезами. Дни и ночи напролет они поддерживали вечный огонь в фонаре, а сейчас он нечаянно погас.

– Я хочу пить, – сказал Набусардар, когда служительницы богини Гулы поведали ему о своей печали.

Одна из них прибавила:

– Без вечного огня и целительные источники не имеют силы.

– Может даже случиться, что тот, кто напьется воды при погасшем светильнике, умрет, – напомнила вторая.

– Принесите же воды, – повторил Набусардар, не внимая этому предупреждению.

Жрицы со страхом подали ему мраморную в прожилках чашу, Набусардар осушил ее до дна.

Все, оцепенев, ждали, что сейчас он соскользнет, бездыханный, по крупу своего скакуна. Но Набусардар глубоко вздохнул, возвращая чашу, и сказал уже бодрее:

– Благодарю вас. Вода освежила меня. Мне уже лучше.

– Что будем делать дальше, Непобедимый? – спросил телохранитель.

– Поедем обратно. Меня ждут дела.

Они повернули коней и той же дорогой спустились с холма Колая, оставляя позади цветущие лимонные деревья и журчание источников.

В доме командования Набусардар отдал подробные распоряжения своим ближайшим соратникам, после чего, измученный и обессиленный, намеревался отправиться на отдых в Борсиппу.

Отдых маячил в его сознании как искупление. Временами ему казалось, что жизнь оставляет его плоть. Больше того, он не мог избавиться от ощущения, что в лицо ему веет дыхание Э-урук-габгала, царства теней. Он неподвижно сидел в кресле. Вокруг него – тишина, внутри – смертельная усталость. На лбу и висках выступили капельки пота. Голова потихоньку клонилась вниз, пока он совсем не потерял сознание.