Гэри Дженнингс - Наследник

Эти искусно сработанные, богато украшенные декоративные повозки и сами по себе могли привлечь внимание зевак. Толпа на площади состояла в основном из мелких торговцев, ремесленников, подёнщиков и бедноты, тогда как люди с положением любовались процессией с разукрашенных балконов и крыш.

Первую колонну составляли те, кто нарядился индейцами, — множество людей, шествовавших в облачениях различных племён: мужчины с оружием, изображавшие воинов, и женщины в традиционных праздничных одеждах. Особое внимание привлекла группа людей, прикрывших наготу лишь настолько, чтобы их не обвинили в непристойности и не взяли под стражу, но зато ярко раскрасивших тела разноцветной глиной. Шествуя по улицам, они размахивали дубинками, издавая свирепые кличи, и изображали, как я понял из комментариев зевак, воинственный и дикий народ Пса.

За индейцами следовал Кортес верхом на лошади, в окружении индейских вождей, некоторых из которых он убил или покорил. Среди них были: Несауалькойотль, поэт-правитель Тескоко, умерший перед самым вторжением; Монтесума (Мотекусома), павший от рук своих собственных разъярённых подданных; несчастный Чималпопока, угодивший в руки конкистадоров и скончавшийся от пыток; и даже сам бог войны Уицилопочтли, собиравший богатый урожай жертвоприношений, пока его храмы не пали, разрушенные испанцами.

За колонной исторических персонажей следовали литературные герои. Согласно традиции, первой ехала колесница, изображавшая спасение епископа Херонимо доблестным Сидом, в одиночку схватившимся с маврами. Участники представляли повергнутого наземь прелата; язычника, ударяющего его не упомянутым в «Песни о моём Сиде» копьём, но крестом; и рыцаря, спешащего на выручку.

Далее везли Амадиса Галльского, зерцало рыцарства. Его изобразили стоящим перед магическими вратами острова Твердь, пройти сквозь которые не дано никому, кроме самого доблестного рыцаря на земле. Амадис сражался с невидимыми воителями, на чью призрачную природу указывали сетчатые одеяния.

— Слышишь, о чём вокруг люди толкуют? — спросил Матео. — Им известно значение каждой сцены, и они даже повторяют наизусть соответствующие строки, хотя сами отроду не прочли ни одной книги. Рассказы об этих героях, об их деяниях передаются из уст в уста, a mascarada оживляет их, делая реальными для людей, не способных прочесть даже собственное имя.

По правде сказать, эти колоритные сцены оживляли героев и в моих глазах, хотя уж я-то о большинстве из них читал.

Само собой, не обошлось и без Бернальдо ди Карпио, убивающего в Ронсевальском ущелье франкского рыцаря Роланда. Эта сцена всколыхнула в моём сердце воспоминания, сладостные и горькие одновременно: именно этого героя я пытался изобразить перед Еленой, когда впервые увидел её на площади в Веракрусе.

Был тут представлен и Эспландиан, герой Пятой книги Амадиса, любимого сочинения Дон Кихота, из-за которого тот, как считалось, и повредился умом. Эта книга была среди рыцарских романов, сожжённых его другом ради его же блага. Сцена представляла Эспландиана, погруженного колдуньей в волшебный сон и плывущего на выполненной в виде дракона ладье под названием «Великий змей».

— Палмерин де Олива! — крикнул кто-то при появлении следующей колесницы, посвящённой герою, отправившемуся на поиски волшебного фонтана, вода которого могла исцелить смертельно больного короля Македонии. Фонтан этот, как водится, охраняло страшное чудовище, а храбрецу по ходу дела встретились прекрасные принцессы-феи, чары которых позволили ему противостоять заклятиям чудовищ и злобных чародеев.

Колесница Палмерина оказалась самой искусной и затейливой по исполнению, и её продвижение сопровождалось восторженными возгласами. Сам Палмерин, в окружении едва одетых фей, стоял возле фонтана, который оберегал чудовищный, обвивавшийся кольцами вокруг всей колесницы гигантский змей. Голова монстра возвышалась над Палмерином, страшная пасть была разинута: казалось, он вот-вот нападёт на юного рыцаря.

Ну и уж разумеется, такое шествие не обошлось без нашего приятеля Дон Кихота Ламанчского, тащившегося за теми самыми литературными героями, из-за которых у бедняги помутился рассудок.

Образ странствующего рыцаря, сотворённый сравнительно недавно, уже прочно вошёл в карнавальную традицию, и среди всех собравшихся, хотя и мало кто из них умел читать, трудно было найти человека, не слышавшего о его приключениях.

Дон Кихотом именовал себя Алонсо Кихано, средних лет идальго, ведший небогатую, но праздную жизнь в засушливом, почти бесплодном крае под названием Ла-Манча. Он проводил время за чтением книг о приключениях доблестных рыцарей, которые сражались с драконами и волшебниками, освобождали зачарованных принцесс и совершали великие подвиги во имя добра и справедливости. Это чтение привело к тому, что рассудок бедняги повредился: он извлёк на свет божий старые дедовские доспехи и оседлал в качестве «боевого скакуна» дряхлого, кожа да кости, доживавшего свои дни в стойле коня по кличке Росинант. Поскольку по канонам романа странствующему рыцарю, даже такому, кто сражается вместо великанов с ветряными мельницами, подобала прекрасная возлюбленная, желательно принцесса, его воображение превратило простую деревенскую служанку по имени Альдонса Лоренса в зачарованную герцогиню. В качестве слуги и оруженосца Дон Кихота сопровождал простодушный крестьянин Санчо.

Отправившись в странствия, герой попал в деревенский трактир, представившийся его больному воображению могучим замком со рвами и башнями, а двух встреченных там трактирных потаскух Дон Кихот принял за благородных дам из знатных фамилий. Перед отходом ко сну «дамы» помогли ему снять ржавые доспехи, и рыцарь предстал перед публикой в ночной рубашке, но с шлемом на голове, ибо хотя со ржавым панцирем шлюхи справились, стащить шлем им не удалось, и бедняге даже пришлось в нём спать.

Женщины, изображавшие персонажей романа на маскараде, были одеты в костюмы, сшитые из двух половин: одна, обращённая в сторону Дон Кихота, от наряда, подобающего знатным дамам; другая, которая ему не видна, дешёвая и вульгарная, как и положено проституткам.

Эту колесницу я едва удостоил взглядом.

— Пошли, — скомандовал Матео.

Ну и конечно же, верный простак, толстячок Санчо последовал за Дон Кихотом на очередную битву с ветряными мельницами.

За квартал до складов мы встретились с Хайме и проституткой.

— Puta знает, что нужно делать? — спросил Матео.

— Si, senor. Но она просит добавить денег.

Ну конечно. Чего ещё можно было ждать от этого пройдохи!

— Надеюсь, ты не забыл, что я говорил тебе насчёт твоих ушей? — осведомился Матео. — Вы с ней сделаете то, о чём мы договорились, иначе оба останетесь без ушей. И без носов. Держи. — Матео дал парню монету. — Но имей в виду, это последняя. ¡Finito!