Мамсур Цаллагов - На войне Дунайской [Документальная повесть]

— Тох! Тох! Тох!

Осетинская сотня окружила каменные домики, стоящие вдоль ручья. Двое турок из мустахфиза, прижавшись к стене ограды, направили свои длинные штуцеры со штыками в грудь коня Бекузарова. Гуда натянул поводья, конь сделал «свечу» на задних ногах — крен в сторону. Этому его учил отважный наездник.

Гремят пистолетные выстрелы — Дударов и Шанаев, не сбавляя бег коня, в упор сразили двух аскеров со штуцерами.

Гуда прорубается к синему боевому значку Астахова. Шашка прочерчивает круг, и аскер падает вниз. Бекузаров не оглядывается: по тяжести удара он чувствует, что аскер не поднимется и не выстрелит вслед.

Вот и казаки! Гуда летит навстречу есаулу Астахову, машет ему черной шапкой, зажатой в левой руке.

Теперь разрезанная на две части колонна турок рассыплется и покажет спину.

Где-то совсем рядом раздается беспорядочная трескотня винтовочных выстрелов.

Пробитое в грудь тело Гуды падает к ногам аргамака Астахова. Но есаул, бросив стремена, скатывается с коня и ложится рядом с Бекузаровым. Астахов тяжело ранен. Он смотрит в лицо Гуды и узнает в нем героя ночного дела 3 июля у Самовида. Да, это он, осетинский всадник Бекузаров, который захватил турецкое знамя. Есаул не видит признаков жизни на его лице; на левом виске Гуды алеет смертельная рана.

Аргамак есаула похрапывает у тела хозяина. Скакун Бекузарова бьет копытом сухую землю. Слышится его тихое ржание, похожее на плач ребенка.

Друзья уже мечутся по полю, ищут есаула и георгиевского кавалера Гуда. Они нашли их невдалеке от Ловчинского шоссе. Астахова отправили в госпиталь. Бекузарова унесли в лагерь, чтобы проститься с ним навсегда.

Колонна турецкого гарнизона Ловчи показала спину. Этому способствовало появление на поле боя лейб-гвардейского эскадрона терских казаков под командой ротмистра Кулебякина.

Полки Кавказской бригады и гвардейцы рванулись в погоню.

Турецкая кавалерия, обязанная прикрывать пехоту со всех сторон, мечется вправо и влево от дороги на Микре, чтобы избежать смертоносных ударов русской конницы.

Генерал Паренсов посылает гонца с приказом к командиру бригады: «Начальник отряда свиты его величества генерал-майор Имеретинский ожидает от вас самого настойчивого преследования».

— Того же ожидает и генерал Скобелев и приказал передать это на словах, — добавляет гонец князя.

С каждой верстой погони толпы турок тают, как пороховой дым. А Скобелев присылает новых и новых ординарцев с устным приказом: «Преследовать донельзя».

На северной окраине деревни Микре турки попытались залпами ружейного огня задержать конницу. Получилась заминка. Многие всадники спешились, положили коней и из-за их спин открыли отчаянную стрельбу по цепи аскеров. В этот момент к Левису подскакал на взмыленном коне хорунжий Хоранов.

— Господин полковник! Скобелев передает: «Преследовать до потери сознания!..»

— Передайте генералу: они не уйдут, — спокойно отвечал Левис.

Созрыко Хоранов указал плеткой на поле боя:

— Разрешите, ваше высокоблагородие?

— Разрешаю. Передайте слова Скобелева ротмистру Есиеву. Только не зарывайтесь. Генерал ждет вас.

Серый «Араб» Хоранова рванулся с места в карьер, и Созрыко скрылся за облаком дыма и пыли. А через несколько минут он уже мчался рядом с Есиевым впереди второй сотни осетин в обход турецких стрелков, сидящих за баррикадой из повозок.

Снова началась страшная сеча. Посланный Тутолминым эскадрон лейб-гвардейцев вихрем налетел на табор прикрытия с южной стороны.

У самых повозок началась свалка — дрались за знамя. Турки оторвали его от древка, чтобы спасти, казаки и осетины бросились отнимать. Разодранное и скомканное полотнище летело над головами — осетинские всадники и казаки перебрасывали его, как мяч в игре. Созрыко пробился вперед и подхватил острием шашки зеленое полотнище. Какой-то раздетый до пояса бритоголовый аскер ударил хорунжего тесаком по левой руке. Но Хоранов не чувствовал боли. Круто повернул «Араба», крикнул: «Дорогу! Дорогу!..» и помчался к шоссе. Турки пустили вслед молодцу десятки пуль, одна из них сбила с него шапку, но всадник, пригнувшись к луке, мчался вперед.

Табор прикрытия был изрублен. Казаки и осетины углублялись в горы. Турки завалили дороги в узких местах артиллерийскими фурами, пушками, зарядными ящиками. Но эти препятствия быстро разбирались передовыми группами преследования, и конница стремительно двигалась вперед, оставляя за собой сотни вражеских трупов.

День уходил. Очертания западных Балкан таяли в вечерних сумерках. Никого уже не видно было впереди. Остатки уничтоженного гарнизона Ловчи в одиночку расползлись по скалистым горам, чтобы пробиться на Медевен и Плевну.

Не видя перед собой противника, осетинские сотни, терцы и кубанцы вернулись в освобожденную Ловчу.

Через два дня князь Имеретинский доложил Главнокомандующему Дунайской армии:

«Взято два знамени. Одно из них представляю, другое хранится в Калужском полку, дерущемся в настоящее время с противником, а потому представить его не могу.

По выступлении моем из Ловчи, генералом Давыдовым в центре и на моем левом фланге позиции неприятеля похоронено 1200 тел. Во время нахождения отряда в Ловче 23 августа похоронено 1000 тел. Во время преследования неприятеля 22 августа Кавказской бригадой и эскадроном собственного его величества конвоя изрублено 4000 человек». Далее в донесении перечислялись трофеи.

Так закончилось дело 22 августа.

Победа у Ловчи была добыта ценой великого ратного труда русских воинов при весьма незначительных потерях. Но потеря и одного боевого товарища, горька и безутешна.

Вечером 24 августа охотники Осетинского дивизиона понесли на высокий холм завернутого в зарамагскую бурку Гуда Бекузарова, за ним шел осиротевший боевой конь. Друзья положили тело героя к братскую могилу — рядом с русскими богатырями, павшими при штурме города и, склонив голову, произнесли тихое слово:

— Рухшаг [17] Рухшаг ( осет .) — вечная память. .

Падение Ловчи перепутало все карты Турецкого командования. Теперь войска корпуса Сулеймана-паши как бы отодвинулись от Плевненского укрепленного лагеря, в котором находилась многотысячная армия Османа-паши. Взятие Ловчи и уничтожение ее гарнизона русскими войсками обеспечивало безопасность Шипки с юго-запада. Этим и объяснялось сравнительное затишье на Шипкинском рубеже.

Но укрепленный лагерь Плевны сковывал значительную часть Дунайской армии на ее правом фланге и, естественно, не давал покоя русскому командованию. Передовая часть офицерства и такие генералы, как Скобелев, утверждали, что только прочная круговая осада Плевны обеспечит безопасность Западного отряда, а следовательно, и удержание Балкан. Блокада требовала большого резерва войск. Они еще формировались в глубине России.