Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Получалось, что зиму Лаура с хозяином коротали благодаря милости сердобольных соседей, которые многое прощали говорливому мужичку, жалели голодающую во время хозяйских запоев Лауру, и подкармливали обоих от доброты душевной. Иногда и чарку наливали. Первой и наиглавнейшей слабостью Михеича была водочка. Но сам факт того, что Лаура здравствовала по сей миг, говорил и за то, что, будучи в состоянии разумных просветлений, мужичок о своей скотинке заботился, делая некие запасы. Помогали фуражом и деревенские сожители его, подкидывая работенку во время покосов, сеяния и жатвы.

Вторым из постоянных проявлений и стремлений Михеича были его ежегодные порывы «достичь лучшей доли». По зиме сама суровость российской природы вразумляла и сдерживала мятущуюся душу, а вот краткий период от страды до страды склонял мужичка к странствиям. Как только заканчивался сев, и они с Лаурой оставались не у дел, Михеич, как правило, впадал в краткосрочную тоску, пил с неделю, а после запрягал кобылку и «уходил в люди». Где только не скитались они за эти годы! Одним из мечтаний для Михеича стояло пред внутренним взором видение посещения им Нижнего в разгар ярмарки – уж больно красочными были рассказы о ней тех редких везунчиков, коим судьба посылала радость побывать на главнейшем торжище. Но ни разу еще им с Лаурой не удавалось добраться даже до города – поскитавшись по своему уезду, поиздержавшись, помыкавшись, промышляя случайными заработками, они каждый раз возвращались в родную деревню аккурат к тем дням, когда их услуги могли понадобиться для перевозки созревшего зерна. Деревенские встречали их смехом и подначками, но злобы в тех насмешках не было, и дом родной все время оставался якорем для незадачливой парочки.

В этом году все повторилось. Перемещаясь от городка к городку, от села к деревеньке, Лаура и Михеич все ближе подбирались к заветной ярмарочной мечте. Были и длительные остановки на их многострадальном пути – недельки три им повезло провести на хлебосольном монастырском подворье. Потом у Михеича случился очередной запой, не без помощи и наущения отца Кондратия, да чего уж там…

Покинув после веских «доводов» отца-настоятеля щедрый приют, Лаура с Михеичем скитались еще какое-то время. После, не дойдя всего каких-то пару верст до заставы заветного Нижнего, им повезло вновь – на лесопилке, встреченной на пути, незадолго до того околел мерин, который последние лет десять исполнял обязанности по внутридворовым перевозкам. Обязанности его были необременительны: свезти опилки, доставить к месту сжигания негодный материал, переместить по насущным нуждам продукты для кухни или другие какие грузы хозяйственного назначения. Так как кормили обоих вновь прибывших, как и остальных работников, досыта, то Михеич от свалившегося счастия даже не удосужился заранее сговориться об оплате. Когда же сын хозяина привел с базара нового коня, со временщиками расплатились тем, что покоилось нынче в возке у Лауры. С досады пропив оставшиеся гроши, Михеич в состоянии затуманенного бражкой рассудка и не заметил, как оказался прямо на пороге своей заветной мечты. Возле ярмарки они и столкнулись с нынешним слушателем и благодетелем. Аминь.

За разговором, незаметно, добрались они до места назначения.

– Вот и улица моя! – радостно сообщил вознице Клим. – Примерно посередке и дом мой будет. Считай, приехали!

– А только не благодетель ты, а, вовсе наоборот, сдается мне, – резко переменил вдруг тон Михеич. – Говори честно, как на духу! Лжи не терплю! Заманил, разбойник? Поманил двумя рублями? За возок леса хочешь жизни наши забрать, подлая ты душа!

– Окстись, отец! – Клим даже испугался подобной перемены. – И хмель-то с головы стряхни! Все мирно меж нами было, а тут вдруг такая напраслина. С чего бы это?

– Ви-иииижу! – хитро прищурил глаз Михеич. – Чай, не проведешь! Улочка-то из богатых. На кой тебе мой горбылик? Небось, как кликнешь сейчас дворовых, как поколотят они Михеича, да Лаурку мою в полон возьмут, а то и на погибель сразу подпишут. Ох, не надо было зариться на посулы царские!

– Тьфу! Хватит причитать да плести невесть что! – прикрикнул Клим на мужичка. – Нет у нас никаких дворовых. Не бойся, отец, не обману. А скажи? Ты с чего взял, что здесь богатые живут? Высоких-то крыш всего парочка на всю улицу, заборы всё глухие у нас… Как знаешь, что там?

– А вот сам посуди, мил-человек, – Михеич сморгнул слезу с глаз и вновь стал покладист и тих. – Забор хоть и непроницаем, а, гляди, как длинен. Это только второй с околицы начался – значит, хозяйства за ними ладные, с постройками да хранилищами. Отсюда ясная картина разворачивается, что живут тут людишки да не бедствуют. А для обеспечения таких хором и дворовые должны быть! Чего у тебя нету-то?

– Да так, разошлись кто куда, – махнул рукой и не стал уточнять Клим, а сам припомнил, что, действительно, в детстве его все время по двору какие-то мужики шастали, было дело, было. – Ты лучше скажи, как заборы различаешь – где один кончился, а где другой начался? Красить урядник велит их все в один цвет. Вдруг просто ворота у кого на ту сторону? В переулок? Может, за ними не два хозяйства, а поболе? Как рассудишь?

– Да чего тут судить-то? – смеялся над незадачливым городским барином Михеич. – Там доски все одного рисунку были, а эти пошли – и повыше, да и по верху клинышками. Все одной рукой рубленые. Не-ееет! Михеича не надуришь!

– Ну, вот и наши ворота, – Клим спрыгнул с повозки. – Держи, мил-человек.

И он протянул Михеичу заранее приготовленную трешницу. Тот обтер прежде руки об отвороты армяка и только после этого ритуального действа аккуратно, двумя пальцами, принял плату. Развернул. Посмотрел на свет. Крякнул.

– Благодарствуйте, барин, – он попытался изобразить поклон, но Клим остановил его. – Токмо, прощевайте, а сдачи никак не имеем. Поиздержался.

– Не надо сдачи, – улыбался счастливый Клим. – Все вам остается, сам так решил.

– Ну, уж и не знаем, как благодарить тебя, добрый человек, – Михеич просиял взглядом, спрятал денежку поглубже и, видимо, стал уже прикидывать в уме выгоды неожиданной прибыли. – Век за тебя молить станем…

– Погоди, – прервал его Клим и кивнул на Лауру. – Только, раз уж ты лжи не терпишь, мил-человек, то вот при ней поклянись. Пообещай! Что рубль отсюда полностью ейный. Сговорились? Разгружай!

– Дык, – Михеич кивал, моргал и тер пальцами подбородок. – Куды «разгружай» то?

– Да сыпь рядом с забором, – махнул Клим, которому эти доски по большому счету были вовсе не нужны. – Мы после с племянником перетаскаем.

– Нет, хозяин! – Михеич мотал головой. – Мой лес да в канаву? А ну как дождь пойдет? Или покрадут!