Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

Капитан корвета Павел Николаевич Назимов поднялся на палубу. Подошёл к стоящему у борта невысокому худому пассажиру с пышными волосами и небольшой бородой, со странной фамилией Миклухо-Маклай и, сухо поздоровавшись, спросил:

— Где вы желаете быть высаженным?

Капитану было досадно, что по воле великого князя пришлось проделать немалый переход в незнакомых водах только для того, чтобы оставить этого молодого человека среди дикарей, которые слывут людоедами. Оставалось только поражаться бесстрашию, если не сказать — безрассудству столь удивительного искателя приключений.

Старший офицер Новосильский, изучавший в подзорную трубу берег, доложил:

— Вижу бегущих дикарей... Скрылись в лесу.

— Если вы не возражаете, Павел Николаевич, — ответил Миклухо-Маклай, — я высажусь здесь.

— Как угодно. Вашу лодку будет сопровождать катер с вооружённой командой, — сказал капитан.

— Ни в коем случае!

— Тогда я не могу ручаться за вашу безопасность. Вы вольны поступать, как вам будет угодно, но мне непозволительно рисковать своими людьми. Вероломство местных каннибалов известно.

— Понимаю вас, — Миклухо-Маклай тряхнул тёмно-русыми кудрями, — поэтому позвольте мне отправиться в лодке с двумя слугами.

— Воля ваша, — пожал плечами Назимов.

Можно было понять капитана и его вполне оправданные опасения. Как человек военный, он привык рассчитывать на силу оружия.

Новосильский, не отрываясь от подзорной трубы, произнёс:

— Готов держать пари, что местные охотники за черепами очень любят людей... особенно в поджаренном виде.

Никто не засмеялся. За время плавания все на корабле могли убедиться, что пассажир хотя и нелюдим, но постоянно занят делом. Не раз он с помощью команды проводил наблюдения, измеряя температуру океана на разных глубинах. Не было сомнений, что он непременно высадится на этом диком берегу и жизнь учёного будет постоянно висеть на волоске.

А он стоял, разглядывая берег, и пытался представить себе, что происходит среди папуасов. Скорее всего — паника. В таком состоянии люди могут решиться на отчаянные поступки. Ведь и хищные животные нападают на человека чаще всего от испуга. Впрочем, причём тут животные? Ему предстоит встретиться с людьми, такими же, как он сам, только представляющими другую культуру.

Маклай приметил небольшой мысок и бухточку и попросил направить корабль в эту сторону. «Витязь» двигался медленно. Матрос громко сообщал: «Тридцать две сажени... Тридцать саженей... двадцать семь саженей». Назимов приказал застопорить ход и бросить якорь. До берега оставалось не менее ста метров.

Громадные деревья, опутанные лианами, возвышались на скалистом берегу. За этим пологом ничего нельзя было разглядеть. Правее находилась песочная отмель.

Группа папуасов, таясь за деревьями, подкралась к самому берегу. Они о чём-то посовещались, по-видимому, не рискуя выходить на открытую местность. Наконец один из них вышел из тени деревьев, неся в руках крупный кокосовый орех. Положив орех у кромки воды, папуас показал руками сначала на него, а потом на корвет, давая понять, что подарок предназначен для пришельцев, и поспешно отступил в спасительную лесную чащу.

— Павел Николаевич, — обратился Маклай к Назимову, — настала пора мне проведать своих будущих соседей. Приглашают.

— Мне кажется, они предлагают нам убираться восвояси.

— Прошу вас, прикажите предоставить нам четвёрку. Матросов не надо.

— Как вам будет угодно, — согласился Назимов и дал команду спустить шлюпку. В неё спустились Маклай и его слуги: мальчик-полинезиец Бой и Ульсон, бывший китобой, ставший на Таити «бичкомбером», «бичом», портовым бродягой. В полевую сумку Маклай положил бусы, узкие ленты, куски красной хлопчатобумажной материи и прочие безделушки. Все трое были без оружия.

Минут через двадцать приблизились к берегу. Волны, едва заметные в море, на мелководье стали сильно раскачивать шлюпку. Пристать к берегу оказалось непросто.

Вдруг из-за кустов выступил мускулистый папуас, замахиваясь копьём. Левой рукой он как бы отстранял незваных гостей. Маклай поднялся в шлюпке и продемонстрировал несколько красных тряпиц. В ответ среди деревьев возникла дюжина мужчин, вооружённых дрекольем. Вид у них был нерешительный.

Миклухо-Маклай бросил тряпки на мелководье, жестом пригласив папуасов забрать подарки. Они дружно и энергично замахали руками, давая понять, что пришельцам следует отдалиться. Маклай приказал своим слугам отойти от берега. Как только шлюпка отошла на достаточное расстояние, туземцы наперегонки бросились в воду и моментально расхватали красные тряпки.

Пока дикари рассматривали лоскуты, горячо о чём-то толкуя, шлюпка вновь подошла к берегу. Маклай жестами пригласил туземцев подойти к шлюпке, показывая им новые подарки. Однако на это предложение никто не отозвался.

Завязать знакомство оказалось не так-то просто. Одно обнадёживало: диалог с папуасами удалось вести, хотя и бессловесный, но вполне понятный для обеих сторон. Может быть, сделать следующий шаг — самому спуститься в воду и подойти к ним? Но тогда полностью окажешься в их распоряжении, и малейшая оплошность, взаимное непонимание может завершиться трагически.

— Господин, будем возвращаться? — с надеждой спросил Ульсон.

Вернуться на корвет — значит признать своё поражение, беспомощность. За шлюпкой наблюдают не только папуасы, но и с корабля. Назимов хмурится, офицеры посмеиваются, стараясь скрыть тревогу и не зная, что предпринять. Но что делать?

Всё-таки пришлось вернуться. Не поднимаясь на борт корабля, Маклай спросил, где ещё видели дикарей. Получив ответ, он направился к указанному месту. Там уже никого не было. Но бухточка была уютной и красивой, а среди сплошной стены зелени белела полоска песка.

Шлюпка с шорохом врезалась в песок. Маклай поспешно спрыгнул на сушу, заметив узкую тропинку, уходящую в лес. Не раздумывая, направился по ней, даже не дав слугам никаких распоряжений.

Прогулка была недолгой. Среди пальм показалось несколько крыш, спускавшихся почти до земли. Тропинка привела прямиком к плотно утоптанной площадке, окружённой пестролиственными кустарниками и пальмами, среди которых располагались хижины. Светлые сухие пальмовые листья на крышах живописно выделялись на тёмно-зелёном фоне леса. Обильная растительность демонстрировала гармонию приятного с полезным: бананы, панданусы, хлебные деревья, ореховые и кокосовые пальмы и тут же — ярко-пунцовые китайские розы, жёлто-зелёные и оранжевые листья кротонов и колеусов.

Здесь было прохладно, тихо и безлюдно. Из леса доносились крики неведомых птиц. Всё вокруг представлялось нереальным и чуждым, как сновидение.