Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 1 [Тайны красного моря. Морские приключения]

Вдруг Али Омар хватает мою руку и шепчет, обжигая меня своим дыханием: «Аскер!» В пятнадцати метрах от нас я замечаю человека в феске, типичной для таможенника. Он осторожно крадется к тому месту, откуда кули перетаскивают мой груз. Я встаю во весь рост и уверенным голосом окликаю гостя: «Кто там?» — и, неожиданно выскочив из кустов, мы окружаем растерявшегося аскера.

Он объясняет, что вышел по нужде к берегу моря и что его внимание привлекли эти непонятно чем занимающиеся в темноте люди. Я позвякиваю рупиями в кармане — на всякий случай я всегда имею при себе деньги.

— Задержись на минутку, дружище, присаживайся, через какое-то время ты сможешь уйти, и я дам тебе пять рупий, — говорю я.

Аскер садится на корточки, по обе стороны от него стоят два моих матроса. Желание справить нужду куда-то улетучилось, и он рассуждает о погоде.

Наконец в лодки погружены последние ящики. Начальник кули получает обещанную сумму, которую разделит между всеми грузчиками, и мы отпускаем на волю незадачливого аскера, впрочем, он доволен тем, что заработал пять рупий. Солдат будет держать язык за зубами.

Мы садимся в последнюю пирогу, нагруженную доверху, и медленно плывем по спокойной воде. Вскоре в потемках показывается «Фат-эль-Рахман». Сначала я вижу его неясный силуэт, затем на фоне неба начинает вырисовываться мачта с поднятым до упора реем. До меня доносятся глухие удары: это команда складывает ящики штабелями и закрепляет их в трюме. На палубе располагаются, замерев в неподвижности, пассажиры-арабы, которые напоминают какие-то тюки, но никто из них не спит. Им не по себе, и они ждут отплытия, как избавления от охватившей их тревоги.

Лодки подняты на борт, корабль готов выйти в море, но нет никакого ветра. На гладкой, точно отполированный металл, поверхности воды подрагивают отражения звезд. Один час ночи.

Но вот с берега потянуло ветерком, и по воде пробежала рябь. Удар по шкоту, и парус «на соломинках» моментально разворачивается. Медленно и бесшумно, подобно большому призраку, «Фат-эль-Рахман» покидает якорную стоянку, оставляя за кормой город, где крепким сном спят добропорядочные чиновники и бдительные работники таможни.

Вскоре я чувствую, как корабль начинает вздрагивать, колеблемый молчаливой зыбью. Море наполняет меня своим могуществом, и, как всегда в таких случаях, я забываю о тягостных обязанностях и уродствах, от которых задыхаюсь на суше, и я испытываю радость, словно бежал из тюрьмы!..

Утром мы уже далеко в открытом море. Я взял курс ост, чтобы пройти как можно дальше против ветра. Моя цель — преодолеть Баб-эль-Мандебский пролив на заходе солнца.

У меня есть патент, в котором указано, что я плыву без груза в Асэб. Таким образом, было бы крайне неприятно встретиться с одним из английских патрульных катеров, в задачи которых входит охрана аравийского побережья с целью пресечения поставок из других стран в Аден.

В открытом море штормит, ветер свежеет по мере того, как солнце встает все выше над горизонтом. Я устанавливаю в верхней части мачты штормовой стаксель и, приспустив рей, отдаюсь на волю ветра. Благодаря уменьшенной парусности нам удается миновать Перим (Баб-эль-Мандеб) к пяти часам вечера. Я иду вплотную к африканскому побережью, чтобы меня не заметили с английского острова. Впрочем, в такую погоду можно этого не опасаться.

Наступает ночь. Мы плывем с попутным ветром, на море сильное волнение, из-за того что приливное течение в этот момент противоположно направлению ветра.

Мы провожаем взглядом роскошные пакетботы, сверкающие электрическими огнями. В этот час в первом классе подают ужин.

Сидя у румпеля, я вижу, насколько контрастирует с ними мое суденышко, которое переваливается с боку на бок в брызгах пены, оно кажется крохотной черной точкой, затерявшейся среди катящихся друг за другом высоких валов.

Однако ночная схватка этого островка, состоящего из древесины и парусов, с грозной стихией мне гораздо больше по душе, чем состояние полудремы, в которое погружены пассажиры, сидящие в шезлонгах и переваривающие ужин в этих плавучих дворцах, безразличных к морю. Этот контраст не вызывает у меня никакой зависти. Напротив, я проникаюсь еще более нежными чувствами к своей небольшой отважной посудине.

Теперь мы прижимаемся к аравийскому побережью, плывя вблизи подводных скал, на которых возникают слабые буруны. Стоянка, где я должен выгрузить свой товар, представляет собой проход в этом прибрежном рифе. Там я, по-видимому, буду находиться в надежном укрытии, но я до сих пор еще не добрался до этого места; только один из моих матросов знает этот проход. По его словам, мы должны увидеть там цепь бурунов. Днем это несложно, а вот ночью! Да еще при такой погоде!..

Если мы проскочим нужное место, уже нельзя будет вернуться назад против ветра, но и, случись нам ошибиться, повернув не туда, куда нужно, все будет кончено в какие-то мгновения.

Луна только что скрылась за линией горизонта, ветер свирепствует. Я дважды теряю риф из виду. Я вынужден приблизиться к нему, рискуя погубить судно на одном из камней. Мне служит ориентиром белая пена, ставшая видимой благодаря фосфоресценции, но временами буруны там слабеют, и все погружается в полную темноту… Однако море грохочет совсем рядом…

Вдруг пенящиеся волны возникают прямо под форштевнем. Я резко отворачиваю румпель. Мы проходим всего в нескольких метрах от рифа…

Меня охватывает ужасная тревога, нервы напряжены, мне все время кажется, что мы вот-вот наскочим на другой риф.

Человек, знающий расположение прохода, лежит впереди на палубе и вглядывается в воду у самого носа судна. Наша судьба в его руках, поэтому мы не отрываем от него взгляда. Он превратился в мозг корабля, откуда может последовать команда, которая немедленно приведет в действие все наши мышцы. Каждый знает свой маневр, при первом же возгласе, при малейшем жесте наблюдателя он будет выполнен автоматически. Мы сдерживаем дыхание, словно опасаясь любого шороха, чреватого взрывом до предела напряженных нервов.

Вдруг матрос кричит: «Держи круче!» И в ту же секунду я замечаю полоску белой пены прямо перед нами. Я рывком поворачиваю руль, люди мгновенно натягивают шкот, и судно на полной скорости входит в проход, никто из нас даже не успел сообразить, что случилось. Мы проплываем между двумя каменными плитами вровень с водой. Вокруг нас сразу же стихает волнение. Сделай мы то же самое десятью секундами позже или раньше — и судно не попало бы в этот проход шириной всего двадцать метров.

Позднее, когда я вспоминал об этом маневре, совершенном почти вслепую, меня пробирал озноб…

Вода становится зеленой, значит, под нами песчаное дно. Я бросаю якорь, но здесь так тесно, что судно, развернувшись на якоре, едва не задевает кормой о скалу — до нее считанные метры; если нас хотя бы чуть-чуть стащит в сторону на якоре, корабль потерпит крушение из-за сильного ветра. Мы относим на рифы крюки — уж они-то не сдвинутся с места — и как следует пришвартовываемся.