Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 1 [Тайны красного моря. Морские приключения]

Примерно так размышляли туземцы, пока я оказывал помощь несчастному. Через сорок минут спазм заставляет его исторгнуть из себя обильную жидкость, зловонную и черную, затем понемногу восстанавливается дыхание. Он спасен, но товарищи воспринимают это без особой радости, хотя его воскрешение должно было показаться им чудом. Аллах не пожелал его взять к себе — вот и все.

Для погибшего вырывают яму в самой высокой части пляжа. После омовения тело заворачивают в белую ткань, которую снял с себя один из людей. Мертвеца кладут на два весла и вчетвером несут на плечах. Кортеж трогается в путь, распевая молитву в такт ходьбе, с речитативом, произносимым на низких тонах: «Ла илла иллала… Ла илла иллала…» Несущих покойника то и дело подменяет кто-нибудь из процессии, чтобы погребальная ноша коснулась плеч каждого, прежде чем они доберутся до могилы.

Дойдя до места, все встают лицом к Мекке. Мертвеца кладут на его песчаное ложе. Сперва его накрывают травами, ветками, циновками, сопровождая все это песнопениями, потом сверху бесшумно падает песок, и мертвое тело исчезает под его слоем. Поскольку нигде поблизости нет камней, чтобы отметить могилу, в изножье кладут черепаший, уже совсем побелевший, панцирь, а с другой стороны в песок втыкается зубчатым рылом кверху голова рыбы-пилы, брошенная на пляже какими-то рыбаками.

Сколько раз видел я подобные примитивные могилы на плоских островах Красного моря, где ловцы жемчуга нередко оставляли кого-нибудь из своих товарищей… Проплывая мимо заброшенных и пустынных островов, часто замечаешь эти рыбьи головы, воткнутые в песок и напоминающие какие-то знаки. Только морские птицы посещают эти кладбища в открытом море, постепенно исчезающие с лица земли под воздействием солнца и ветра.

Глядя на эту свежую могилу, я думаю о Джобере, предвестнике несчастья… Еще одно совпадение?!

Спасенный мной ныряльщик уже сидит на корточках и скоро вернется к своим обычным занятиям, словно ничего особенного с ним не случилось.

Ночь уже почти наступила. Мы разводим небольшой костер, чтобы сварить рис, ибо нас мучает сильный голод: мы ничего не ели со вчерашнего дня. Поскольку запасы воды, уцелевшие после крушения, давно кончились, мы пьем воду, принесенную матросами зарук. Она на редкость горькая, и я сомневаюсь, можно ли ее вообще пить. Нам говорят, что источники обмелели по причине засухи и что, если дождей долго нет, родники пополняются лишь за счет морской воды.

В такие периоды местные жители пьют только молоко верблюдиц, которые пасутся в зарослях манглий. Эти выносливые животные могут длительное время обходиться без воды, им хватает влаги, содержащейся в листьях, и, несмотря на это, они творят чудо: благодаря им люди живут там, где нет ничего, кроме соленой воды и горьких манглий.

Вскоре появляются несколько пастухов с большими бурдюками, наполненными молоком. Они дают его нам в обмен на полусгнившее зерно, которое сушится на расстеленной парусине.

Мы с жадностью пьем этот напиток, не обращая внимания на сильный душок и горьковатый привкус. Обуреваемые жаждой, вызванной соленой, с содержанием магния ракматской водой, мы поглощаем это чудесное молоко в большом количестве. Я не знал, что оно слабит, но это его свойство было известно моим людям, так как они хихикали, глядя на то, как я пью молоко. Через три часа все спасаются бегством кто куда, и из разных уголков пляжа доносятся громкие звуки опорожнений…

Самое благоразумное — это посмеяться над нашими злоключениями, но жажда нисколько не утолена. Через пару суток, однако, наступает привыкание, и наши взбунтовавшиеся кишки возвращаются к спокойному состоянию.

Вот уже восемь дней, как мы живем на этом островке, по-прежнему терзаемые жаждой, хотя и пьем молоко. Всю ночь мне снится прозрачная родниковая вода, она одна способна потушить пылающий внутри меня костер.

Между тем работа закончена. Я вытащил на берег все, что сумел снять с корабля: цепи, якоря, лебедки, паруса, снасти и мачты. Я велю погрузить все это на обе заруки. Что касается спасенных кож, то я приказываю доставить их в Ракмат во избежание хищений. Позднее фрахтовщики Договорятся о выкупе своего товара с ныряльщиками за треть его цены, как это здесь принято.

На восьмой день, в полдень, с севера приплывает небольшой пароходик и бросает якорь в нескольких милях от нашего лагеря. Место, где мы находимся, я отметил длинным шестом, привязав к нему кусок парусины.

Не теряя ни минуты, я плыву к нему на лодке, прихватив пустой бочонок: мне хочется наконец-то выпить настоящей воды.

Пароходик оказывается итальянским траулером, посланным правительством из Массауа для оказания нам помощи. Появились они поздновато. Впрочем, на судне есть вода, и я выпиваю какое-то умопомрачительное количество жидкости. Капитан предлагает мне взять брюки, так как мою наготу прикрывает обрывок рваной парусины.

Я показываю ему место, где мы потерпели крушение и где уже больше нечего спасать.

Он якобы приплыл сюда, чтобы мне помочь, но я-то знаю, что его правительство отнеслось ко мне столь заботливо только из-за того, что я вез для него зерно, и итальянцы рассчитывали спасти этот товар. Таким образом, увидев, что делать ему здесь нечего, капитан вновь берет курс на Массауа. Он дарит мне бочонок с водой и бутылку вина: я буду по гроб благодарен ему за это.

Вернувшись в лагерь, я тороплюсь с отъездом. Обе заруки загружены. Я пообещал заплатить тридцать рупий каждому из накуд за то, что они доставят меня в Обок вместе с моим строительным материалом. Отправление назначено на раннее утро следующего дня.

Пока сгущаются сумерки, я размышляю о будущем и строю планы относительно постройки нового корабля. Удалось спасти один такелаж: корпус надо будет построить заново, а это обойдется недешево. У меня же в перспективе ни гроша…

Я с головой ухожу в эти проблемы, которые меньше всего способствуют сну!

Из раздумий меня выводят для чего-то явившиеся накуды. Их поведение кажется мне странным, и я невольно бросаю взгляд на заруки: они стоят на якоре гораздо дальше от суши, чем это представляется мне необходимым. Накуды сообщают, что направление ветра только что переменилось, поэтому они отправились бы на ловлю, которая обещает быть весьма успешной, если бы не дали слова доставить меня в Асэб. Впрочем, добавляют они, их заруки находятся здесь уже восемь дней, а мы не договаривались, что суда так долго будут в моем распоряжении. В итоге накуды требуют заплатить им триста рупий, тогда они перевезут меня и моих людей! Чувствуя, что я целиком завишу от них, они хотят затеять ссору, дабы иметь повод бросить меня и удрать, прихватив мои снасти, погруженные на заруки и представляющие значительную ценность.