Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

Но было уже поздно. Этот лукавый раб продал Бирону своего господина, продал за деньги, как Иуда Христа.

Враги Волынского – Остерман, Куракин и другие – шепнули подозрительному Бирону, что Волынский ведет под него подкоп. Герцог знал это и прежде, он ненавидел Волынского, а последний платил ему еще большей ненавистью. Бирону во что бы то ни стало нужно было погубить своего врага, нужно было очернить его перед государыней, обвинить в каком-либо преступлении. Но для этого требовались доказательства. Их не было, но их выдумали. Однако эти доказательства были недостаточны, так как походили просто на сплетню. На выручку врагам Волынского явился Кубанец.

Бирон и другие враги Волынского обрадовались этому. Кубанец, по словам историка, был арестован по поводу взятых через него Волынским казенных сумм из конюшенного приказа. На допросе, вместо показания о суммах, следователи услышали от Кубанца неожиданные признания о тайных собраниях и возмутительных беседах в доме его господина. Следователи насторожились: в воздухе запахло лакомой жирной добычей. В тот же день Волынский был лишен свободы, с тем чтобы получить ее обратно в ином мире.

Начались заседания следственной комиссии, наряженной над Волынским. Обвинители сплетали всевозможные вины, к чему самым удобным материалом служили беспорядочные, отрывочные показания Кубанца. Кубанец вписывал в свои донесения все фразы и обрывки фраз, которые, бывало, долетали до его уха во время собраний у Волынского. Следователям легко было выдергивать из этого набора наиболее пикантные словечки, составляя их в такую связь, которая раздувала обвинение до чудовищных размеров. Обвинение разрасталось с каждым новым допросом. Теперь уже не довольствовались первоначальными обвинительными пунктами о том, что Волынский подносил императрице разные проекты «якобы в поучение и наставление»; обвинители доходили до того, что по поводу составленной Волынским родословной Романовых приписывали ему преступный план посредством государственного переворота самому надеть на себя российскую корону.

Все посетители вечеров Волынского были схвачены, и начались ужасные пытки в тайной канцелярии. Волынского пытали два раза: поднимали его на дыбу и повредили ему правую руку, так что он не мог подписывать свои показания.

Но чего же хотели от него враги, выпытывая у него признание преступлений? Ведь, как говорит историк, намерение его произвести переворот не возбуждало уже никаких сомнений. Да главное, чего старались добиться у заключенных, – это определение срока, когда было решено осуществить замысел. Во время пытки у Артемия Петровича спрашивали:

– Имел ты преступный умысел сделаться императором?

– И в мыслях его у меня никогда не было.

– Правду показывай, не то опять на дыбу поднимут…

– Я сказал правду. Какой вы еще от меня хотите?

– Повинись в своих преступлениях…

– В каких? Я их не знаю, – слабым голосом ответил истерзанный пыткою Волынский.

Но его врагам этого было мало, и опять началась ужасная пытка. Однако бывший вельможа упорно отрекался от возводимой на него клеветы, и от него ничего не добились.

Но, так или иначе, врагам Волынского нужна была его погибель, и ему был произнесен ужасный смертный приговор: вырезав язык, отсечь ему правую руку и голову.

Говорят, у некоторых судей, подписывавших этот приговор, дрожала рука и слезы невольно выступали из глаз, но они все же сделали это: ведь Бирон хотел смерти Волынского, а кто же мог противоречить ему? Навлечь гнев Бирона было то же самое, что навлечь гнев государыни.

Смертный приговор был подписан только судьями-вельможами, но не государыней. Бирону надо было сделать так, чтобы этот приговор подписала и монархиня земли русской.

Держа приговор Волынскому в руках, герцог смелой поступью вошел в кабинет императрицы Анны Иоанновны. В последнее время она сильно изменилась: она похудела, побледнела, часто прихварывала и была крайне апатична.

– Это что у тебя за бумага? – спросила она герцога.

– Приговор, ваше величество.

– Какой приговор? Кому? – заволновалась государыня.

– Волынскому, – спокойно ответил Бирон.

– К чему его приговорили?

– К казни…

– Что? Как ты сказал, герцог? – побледнев, воскликнула государыня. – Волынского приговорили к смерти? Нет, нет… этого не должно быть… я не допущу!

– Но его приговорили, ваше величество.

– Кто приговорил? Кто? Ты, герцог, ты? – Императрица страшно волновалась, на ее глазах виднелись слезы.

– Приговор подписан вашими министрами, государыня.

– Я своею властью нарушаю приговор… Волынский не должен быть казнен.

– Должен, ваше величество, – проговорил Бирон.

– А я говорю – не должен, не должен… Я ничего не хочу слушать. Подай приговор, я разорву его.

– Вы этого, государыня, не сделаете.

– Иоганн, ты слишком многое позволяешь себе! – гневно сверкнув глазами на любимца, проговорила Анна Иоанновна.

– Простите, ваше величество, но я вынужден просить, чтобы вы скрепили своею подписью этот приговор.

– Никогда, никогда! О, я понимаю, в чем дело!.. Ты, ты лично мстишь Волынскому, ты ненавидишь его. Это жестоко, жестоко! Я не подпишу приговора.

– Вот как?.. Покоряюсь вашему решению, государыня, и прошу дозволить мне подать вашему величеству прошение об отставке и уехать в Курляндию.

– Как? Что ты говоришь? Зачем тебе покидать меня?

– А затем, государыня, что я при вашем дворе считаю себя лишним.

– Господи! Опять капризы?.. Ведь это скучно! Я больна, а ты, Иоганн, еще расстраиваешь меня… Ты совсем меня не жалеешь! – со слезами проговорила Анна Иоанновна. – Ну, если виновен Волынский, можно наказать его… сослать в Сибирь, что ли, но к чему же отнимать у него жизнь? Кабинет-министр – и вдруг казнить! Нет, нет, этого я не допущу!

– А я, государыня, опять повторяю, что Волынский должен быть казнен. Ведь подумайте, каково его преступление: он готовился свергнуть вас с трона! Да разве возможно оставлять без строжайшего наказания подобное посягательство? Нет, как угодно, ваше величество, но или Волынский погибнет, или я удалюсь в Курляндию, а двоим нам тесно здесь.

– Ты, Иоганн, останешься.

– Только в том случае, когда вы, государыня, подпишете приговор. Волынский или я.

– Опять за свое, опять?.. Довольно, герцог Бирон! Если тебе тесно при нашем дворе, можешь ехать в свою Курляндию или куда хочешь, но Волынский будет жить! – голосом, не допускающим возражения, проговорила Анна Иоанновна.

– Ну, это мы еще посмотрим! – сквозь зубы заметил Бирон и, поклонившись государыне, вышел.

В конце концов герцог одержал верх над слабовольной да к тому же все еще любившей его императрицей. Смертный приговор был подписан, и злополучный Артемий Петрович, этот великолепный вельможа, сложил на плахе свою голову. Подписывая роковой приговор, больная императрица заливалась горькими слезами.