Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

На следующий день, отправляясь в адмиралтейство, чтобы засвидетельствовать своё почтение коллегам и начальству, герой надел повседневную одежду: морской мундир, белые адмиральские бриджи с голубыми застежками под коленями, шелковые чулки с голубыми пряжками. И правильно сделал. Старые товарищи по оружию, оказавшиеся в адмиралтействе, собирались указать ему, что в последнее время герой стал слишком уж гражданским человеком, коли позволяет себе, в частности, нарушать военную форму одежды. Но, увидев его в подобающем виде, а главное, услышав предложения адмирала по организации обороны Ла-Манша, в случае если Бонапарт совсем свихнется и предпримет попытку вторжения, размякли и успокоились. Герой также заверил присутствующих, что он хотел бы вернуться как можно скорее на действующий флот. Но на следующий день он серьезно просчитался, заявившись ко двору на утреннюю аудиенцию у короля с челенгхом от турецкого султана на шляпе, с тремя звездами на мундире (орденом Бани и двумя сицилийскими звездами) и портретом неаполитанского короля в рамке, усыпанной драгоценными камнями. Неудивительно поэтому, что король Британии отнесся к нему холодно, обстоятельно не поговорил, а лишь коротко спросил о здоровье, а потом отошел и завел оживленную беседу с генералом С., длившуюся почти полчаса, объясняя ему, что армии надлежит играть более важную роль в войне с Францией. Британский монарх не признал сицилийский герцогский титул, и герою было прекрасно известно об этом. (Король признал титул только через два месяца, когда адмирал получил новое назначение и отплыл во главе эскадры одерживать очередные громкие победы.) Если бы монарх уделил герою минут десять, тот, вне всякого сомнения, не преминул бы рассказать его величеству о бесценной помощи, оказанной на благо Британии супругой Кавалера в Неаполе и Палермо, и попросил бы отметить ее заслуги и публично отблагодарить ее. Но ему так и не пришлось высказать похвалу в адрес женщины, которая, собственно говоря, и навлекла на него опалу. Не было при нем и благодарственного письма от дискредитировавшей себя неаполитанской королевы, которое поставило бы Кавалершу в еще более унизительное положение. Передай он это письмо королю, то тем самым подтвердил бы все наветы и пересуды, которые все и так считали правдой.

Газеты высказывали различные предположения относительно того, можно ли представлять супругу Кавалера королевскому двору, а когда Кавалер, безукоризненно одетый, появился там один, без супруги, начались всякие сплетни по поводу ее физического недомогания. Если кое-кто и догадался, что за полнотой Кавалерши скрывается беременность — «Ее превосходительство миледи достигла этих берегов как раз вовремя», — изящно подковырнула «Морнинг пост», — то все равно такая догадка была для околдованного общества менее скандальной новостью, чем утрата ею былой красоты. Далее газета писала следующее. ЦВЕТ ЛИЦА. Таким розовым и цветущим было лицо, что доктор Грэхем сказал бы: она сама богиня здоровья! (У этой шпильки двойной смысл: намек на беременность и напоминание о ее кратковременной работе полтора десятка лет назад в фешенебельной тогда клинике оздоровления и лечения импотенции, содержавшейся модным терапевтом.) ФИГУРА. Именно благодаря своей стройной фигуре она и прославилась, с этого и начался ее взлет, а теперь она так располнела, что утратила первоначальную красоту. ПЛАСТИЧЕСКИЕ ПОЗЫ. Ее превосходительство миледи приспосабливает одну из комнат под демонстрации своих пластических поз и намечает устраивать приемы с показом этих поз. Пожалуй, нынешней зимой это будет самым модным зрелищем.

Кавалершу с Кавалером не обходили стороной и карикатуристы. Гилрей нарисовал его в образе иссохшего старикашки, окруженного множеством безобразных статуэток и разбитых ваз, а над головой висят портреты Клеопатры с обнаженной грудью и бутылкой джина в руке. На другой же карикатуре Кавалер предстал в образе однорукого Марка Антония в треугольной шляпе с задранными полями и картина полного извержения Везувия. Однако карикатур на героя, бюст или отпечатанный портрет которого имелся почти в каждом доме и которого чествовали в палате лордов, нигде не было, о нем только сплетничали. Ходил слух, и не без причины, что герой стал румянить и пудрить лицо. Поговаривали также (но тут явно загибали), что он весит всего каких-то тридцать шесть килограммов.

Палата лордов — это выход в свет, королевский двор — выход в свет, званый обед, даже театральная ложа — тоже выход в свет. Когда Кавалер и герой с супругами пришли в драматический театр на Друрилейн и заняли свои места, вся публика поднялась, приветствуя их овациями и громкими криками «Ура!», а оркестр исполнил гимн «Правь, Британия!». Герой встал и с благодарностью раскланялся. На следующий день газеты писали, что жена героя была одета в белое платье, на голове у нее красовалась фиолетовая атласная шляпка с небольшим белым пером, а супруга Кавалера вырядилась в голубой балахон из атласа и напялила шляпу с огромным султаном из страусовых перьев. Главную роль в драме исполняла Джейн Пауэлл, которую Кавалерша, о чем она сообщила своему супругу, знала очень давно, еще до встречи с Чарлзом. А это означало, предположил Кавалер, что Эмма была тогда, ну… этой самой — ему не хотелось даже думать об этом. Кавалерша и в самом деле знала Джейн, когда была служанкой в доме доктора С. В ту далекую пору ей едва исполнилось четырнадцать лет, и она впервые попала в Лондон. Джейн тоже работала в этом доме младшей служанкой, и они подружились. Спали в одной комнате в мансарде, и обе мечтали стать актрисами.

Служить королю и достойно исполнять свои обязанности — это одно, а вот поступать так, как подобает воспитанному и культурному человеку (что включает в себя и службу королю), — это уже другое. Кавалеру хотелось, чтобы герой выглядел всегда бравым и подтянутым, и он приобрел такой вид. Кавалер догадался, что героя раздражает упрямая любовь Фанни, ее наивная и жалкая вера, что если она будет все терпеть и вести себя так, будто ничего не изменилось, то ее муж волей-неволей согласится жить с ней и со своим отцом в меблированном доме на Довер-стрит. Но герою не было надобности проявлять свои чувства, и он ясно продемонстрировал это на банкете, устроенном в его честь графом Спенсером в здании адмиралтейства. Когда адмирал объяснял находящейся справа от него графине Спенсер четыре основных недостатка французской артиллерии, Фанни, сидящая слева, начистила для мужа грецких орехов и положила их перед ним на блюдечко. Герой с силой отодвинул его в сторону. Блюдечко разбилось, а Фанни залилась слезами и вышла из-за стола. Не отрывая взора от лица супруги первого лица адмиралтейства, герой невозмутимо, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать ей о тактике морского боя.