Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

— Мне нужно большего, — говорите вы измученному придирками подобострастному архитектору, который теперь начал игнорировать некоторые указания чудаковатого заказчика или кое-что упрощать по-своему. — Большего, большего.

Постройку такого здания явно никогда не закончить.

Вам кажется, что еще чуть-чуть и все будет завершено, однако конца-края так и не видно.

И только потому, что замок был недостроен (собственно говоря, его никогда и не удастся достроить), Уильям решился показать его, выставить, так сказать, на театральные подмостки. Поскольку никто из них, даже герой, не мог переиграть и превзойти его.

Он распорядился подвесить факелы на деревья по пути следования и выставить группы музыкантов вдоль специально прорубленной для проезда карет просеки и еще несколько музыкантов разместить в глубине леса, чтобы отражать торжественное эхо. Все это делалось для удовольствия гостей, пока те будут проезжать в сумерках через лес. Когда первая карета выехала на открытую поляну, еще не стемнело и можно было разглядеть флаг героя, развевающийся на восьмиугольной башне громадного крестообразной конструкции здания, уже обрамленного цепью декоративных башенок, фронтонов, закрытых балкончиков и крепостных башен. Флаг героя был единственной уступкой Уильяма во всем этом театрализованном представлении в честь самого знаменитого в Англии человека.

Хозяин пригласил гостей войти в замок со стороны западного трансепта [84] Трансепт — поперечный неф (архитектурная конструкция) или несколько нефов, пересекающих продольный объем в крестообразных по плану зданиях. и провел через большой зал в комнату, которую называл приемной кардинала, где на длинном узком обеденном столе стояла серебряная посуда для банкета. После обильного застолья супруга Кавалера показала пантомиму: настоятельница монастыря приветствует новых послушниц, пришедших постригаться в ее обитель.

— Похоже, очень уместная сценка, — подковырнула она Уильяма после представления.

Внутри здания вдоль стен почти везде громоздились подмостки, а на них стояли пятьсот темных фигур местных мастеровых, плотников, штукатуров и каменщиков, которых Уильям нанял для этого на круглые сутки. Нервно посмеиваясь и ругая напряженным высоким голосом медлительность архитектора и нерасторопность строителей и тут же сменяя гнев на милость при виде восхитительных контуров будущей постройки, Уильям повел гостей по сводчатым коридорам и галереям, освещаемым серебряными канделябрами, поднимаясь и спускаясь по винтовым лестницам. Кавалерская жена, которой до родов оставался какой-то месяц, безбоязненно карабкалась вместе со всеми. Кавалер ухмыльнулся при виде фигур с капюшонами на головах, державших в обнаженных мускулистых руках высокие, тонкие восковые свечи, освещающие путь.

— А это кафедральный собор искусства, — объяснил хозяин гостям, — где все сильные чувства, которых жаждут наши органы с ограниченным восприятием, будут усилены, а все возвышенные мысли, порожденные нашим слабым духом, будут разбужены.

Затем Уильям продемонстрировал галерею длиной сто двадцать метров, где разместится коллекция его картин. Показал и куполообразную библиотеку. И музыкальный салон, где он будет исполнять на клавишных инструментах всякую достойную слуха музыку и установит резонирующие звук устройства. Несколько комнат, предварительно подготовленные для осмотра, были обиты панелями и увешаны голубыми, пурпурными и багряными переливчатыми тканями.

И тем не менее Уильям, похоже, все больше нервничал и проявлял беспокойство, ведь его гости никак не могли взять в толк, что же такое они осматривают.

— А вот и моя молельня, — пояснил он.

Присутствующие должны были представить себе, что это небольшое помещение сплошь заполнено золотыми подсвечниками, эмалированными ковчегами [85] В данном случае общее название предметов церковного обихода для хранения культовых христианских реликвий. и чашами, набитыми драгоценностями. Веерный купол молельни будет покрыт изнутри сверкающим золотом.

— А здесь вообразите себе двери, обитые фиолетовым бархатом с пурпурно-золотистой вышивкой, — говорил между тем Уильям. — А для этой вот комнаты, я зову ее убежищем, будут сделаны окна с решетками, как в исповедальнях.

— Я что-то замерз, — тихонько пробормотал Кавалер.

— И у каждого из шестидесяти каминов, — невозмутимо продолжал пояснять Уильям, — будут стоять золотые филигранные корзинки с углем, в который подмешаны благоухающие вещества.

Темень, холод, мерцающий свет факелов и свечей — от всего этого Кавалер почувствовал, что заболевает. Его супруга, которой тяжело было долго стоять на ногах, попросила разрешения присесть где-нибудь на стуле или на скамеечке. У героя от дымящих и коптящих факелов болели и слезились глаза.

Потом Уильям показал палату откровения, где пол будет покрыт полированной яшмой, и там же, в этой палате, его и похоронят.

После этого продемонстрировал помещение, где будет устроена малиновая гостиная для официальных приемов, обитая узорчатым шелком малинового цвета, и желтую прощальную гостиную, обтянутую шелком соответствующего цвета.

Наконец Уильям привел их в огромное помещение, расположенное прямо под главной башней.

— Восьмиугольный зал. Вообразите себе дубовую стенную панель и цветное витражное стекло на всех взмывающих вверх арках, а в центре большое окно, — сказал он.

— Ой, смотрите-ка, — воскликнула Кавалерша. — Ну прямо как в церкви.

— По моим прикидкам, высота этого зала достигает почти сорока метров, — заметил герой.

— Пока можете вообразить себе что угодно, — раздраженно продолжал Уильям. — Но когда строительство закончится, мое аббатство не оставит места для воображения — оно само воплотится в осязаемые формы.

Ему хотелось показать еще много чего, чтобы удивить и ошарашить гостей. Но под конец он все же разочаровался, поскольку был не единственным оригиналом среди коллекционеров, как ему думалось. Да и реакция публики его не удовлетворила. От сына сельского священника, этого привидения, засунутого в адмиральский мундир, чьи интересы (не считая, конечно, интереса к жене Кавалера) заключались только в одном: убивать, как можно больше людей, он ничего не ждал. Равным образом никаких особых надежд не возлагал и на любовницу героя, принадлежащую к той достойной сожаления породе людей, которые изливают восторг по всякому пустяку. Но, может, он ждал какого-то одобрения от ее супруга, мужа незабвенной Кэтрин, от своего привередливого престарелого родственничка с высохшим, костлявым лицом и ничего не выражающим взглядом? Да нет, и от Кавалера он тоже ничего не ожидал. «Когда мне было двадцать лет, я дал себе зарок, что всегда останусь ребенком, — подумал Уильям, — и я должен быть теперь по-детски ранимым и по-детски желать, чтобы меня все понимали».