Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Он никогда не будет принимать у себя гостей, даже когда строительство аббатства продвинется настолько, что можно будет поселиться в нем. Это был не кафедральный собор, а скорее, замок, но только для посвященных — тех, кто разделял его мечты и подобно ему перенес великие муки и испытал разочарование.

Однако будущее может по-своему распорядиться этими грандиозными памятниками сентиментальности и постоянного игнорирования в собственных интересах благочестивого саботажа строителей. Последующие поколения станут, наверное, считать, что владелец этих монументов сошел с ума, понастроив черт знает чего, а на экскурсиях с гидами изумленные зеваки будут смотреть на все это, раскрыв рот, а когда охрана отвлечется, зайдут за вельветовые канаты и начнут бесцеремонно трогать собранные отовсюду драгоценности и ощупывать шелковые портьеры, понавешанные явно от избытка мании величия.

Но на самом деле аббатство Уильяма, этот величественный предшественник всех вычурных эстетических дворцов и домашних любительских театров, воздвигнутых от пресыщения и тщеславия в последующие два века, не смогло уцелеть и таким образом избежало участи сказочных замков «Диснейленда», выстроенных на потеху экскурсантов Д’Аннунцио [86] Д’Аннунцио Габриеле (1863–1938) — итальянский писатель, политический деятель, при фашистском режиме Муссолини был министром культуры. в Италии и Людовиком II Гессен-Дармштадским в Южной Германии. Так и не завершенное аббатство с самого начала, еще в процессе строительства было обречено на разрушение. А поскольку этот соборный храм искусства со всеми его витиеватыми аренами для выражения собственного драматизма был воздвигнут главным образом для антуража башни, то, само собой разумеется, что судьбу башни разделило и все здание. Башня стояла двадцать пять лет, но вскоре после того как имение Фонт-хилл было продано, она все же рухнула, и глыбы прогнившей штукатурки и пересушенной извести обрушились на аббатство и погребли под собой значительную его часть. И никому в голову и не пришло сохранять в неприкосновенности то, что от него осталось.

Вещи стареют, разрушаются, ломаются и рассыпаются в прах. «Таков закон нашего мира, — подумал Кавалер. — Мудрость возраста». А те, которые сочли нужным отреставрировать или починить, будут вечно носить на себе следы полученных когда-то повреждений.

Однажды в феврале 1845 года, средь белого дня, в Британский музей зашел молодой человек, лет девятнадцати, и прямиком направился в неохраняемый зал, где за стеклом находилась «портлендская» ваза — один из самых ценных и знаменитых экспонатов, — переданная музею во временное пользование в 1810 году четвертым герцогом Портлендским. Молодой человек схватил эту вазу, названную потом «редкой антикварной скульптурой», поднял и с силой швырнул об пол, разбив на мелкие кусочки. Затем он негромко свистнул, присел на корточки и стал с удовлетворением любоваться содеянным. На шум сбежались служители.

Вызвали констеблей, и молодого человека препроводили в полицейский участок на Боу-стрит, где он назвался вымышленным именем и указал ложный адрес местожительства. Директор музея сообщил о случившемся герцогу, а хранители ползали по полу на коленях и подбирали все кусочки, стараясь не пропустить ни одного. Преступник, оказавшийся студентом богословия, исключенным из колледжа Тринити после нескольких недель обучения, на суде вел себя довольно развязно. Когда его спрашивали, что толкнуло его на такой бессмысленный акт вандализма, он отвечал: был пьян… испытывал нервное потрясение… или что ощущал страх перед всем увиденным… или, дескать, ему послышались голоса, приказывающие разбить вазу… его принудила к этому Фетида, изображенная в ожидании жениха… или что он подумал, будто камея на вазе возбуждает сексуальное вожделение, а это является богохульством и оскорблением христианской морали… или что это был своеобразный вызов — все восторгаются такой великолепной вещью, а он бедный, одинокий и несчастный студент.

Обыденность причин, объясняющих, почему уничтожаются бесценные предметы, изумляет каждого. Такие причины всегда связаны с сумасшествием на почве навязчивой идеи. Бездомных бродяг и анахоретов [87] Анахорет ( греч. ) — отшельник. (по большей части это мужчины) начинает преследовать мысль об исключительно прекрасных зданиях, таких, как Храм золотого павильона, или об образах томных красавиц (к примеру, Фетида на «портлендской» вазе, «Венера с зеркалом» Веласкеса), или же об идеальной мужской красоте вроде «Давида» Микеланджело, переходящая в навязчивую идею и вызывающая мучительное состояние непрекращающегося экстаза. Естественно, что пораженные недугом люди начинают придумывать, как им избавиться от такого страдания. Они с остервенением пробиваются к объекту, вызывающему у них навязчивую идею. Вот он высокомерный и дерзкий! Или, что хуже всего, стоят себе безразличные ко всему!

Поджечь храм! Разбить вазу! Изрезать ножом Венеру! Раздробить великолепные пальцы ног у скульптуры молодого греческого воина!

После этого одержимому становится стыдно за содеянное, и он впадает в состояние апатии. С этого момента преступник опасен, пожалуй, только самому себе, поскольку подобное преступление дважды не совершается. Рецидив данной формы психоза исключен. Мы знаем, что мистер М., разбивший «портлендскую» вазу, после того как навязчивая идея разрушить предмет реализована, не заявится снова в Британский музей и не расколошматит вдребезги Розеттский камень [88] Розеттский камень — базальтовая плита с параллельным текстом 196 года н. э. на греческом и древнеегипетском языках. или коллекцию мраморных скульптур, да и вряд ли, чтобы с такой же целью зашел еще кто-то, поскольку во всем мире, оказывается, насчитывается не более десяти-пятнадцати произведений искусства, вызывающих подобное замешательство (эти подсчеты, видимо, заниженные, принадлежат хранителю музея изящных искусств во Флоренции, города, где находятся два таких шедевра, как статуя Микеланджело [89] Видимо, автор имеет в виду знаменитую копию Давида работы Микеланджело, заменившую в 1873 г. оригинал. и полотно Боттичелли «Рождение Венеры»). «Портлендская» ваза в их число не входит.

Никому не удастся излечить мистера М., которого суд приговорил к штрафу в размере трех фунтов стерлингов или к двум месяцам исправительных работ. У него в кармане оказалось всего девять пенсов, поэтому его упрятали в тюрьму, но через несколько дней выпустили, когда кто-то заплатил за него штраф. (Поговаривали, что его благодетелем оказался милосердный аристократ, не кто иной, как сам герцог Портлендский, заявивший, что не хочет предъявлять гражданский иск молодому человеку, возможно, сумасшедшему.) А через семь месяцев один смелый и опытный искусствовед музея тщательно изучил вместе с помощником сто восемьдесят девять «портлендских» осколков и склеил вазу.