Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Привлекательна каждая страна, интересен каждый народ.

Спустя четыре года после первого отпуска Кавалер и Кэтрин снова приехали в Англию и провели там почти целый год. Хотя к тому времени для всех стала еще более очевидной малозначимость его дипломатического поста (министр иностранных дел только и занимался проблемами мятежа в американских колониях и вопросами соперничества с Францией), все же вклад Кавалера в науку и авторитет как знатока и ценителя искусств получили всеобщее признание и достойную оценку. Кавалер стал своеобразным символом, словно звезда и красная лента рыцаря ордена Бани, которые он надел, когда позировал живописцу сэру Джошуа Рейнолдсу [14] Джошуа Рейнолдс (1723–1792) — английский живописец и теоретик искусства. . На портрете Кавалера легко узнать по предметам его увлечений. Он изображен сидящим у открытого окна, вдали виден Везувий с тонкой, вьющейся над вершиной струйкой дыма. Икры ног Кавалера туго обтянуты белыми чулками, а на коленях лежит открытая книга, в которой он описал свою коллекцию древних сосудов.

Будучи на приемах, аукционах, которые он посещал вместе с Чарлзом, или же в театре Кавалер изредка вспоминал вулкан. Как там бурлит внутри его в данную минуту. Он представлял себе, как разгорались бы у него щеки и участился пульс при трудном восхождении на гору и наблюдении за выплескивающейся лавой. Он вспоминал залив, на берегу которого валялись огромные камни и валуны, кривые пустынные улочки города. На приемах обычно интересовались его впечатлениями о вулкане или о Неаполе. Ему было интересно сознавать, что вот он сейчас здесь, а в мыслях — там. В Англии никто и не догадывается, что Везувий может вызывать катастрофы (понимая под катастрофами исключительно холодные зимы, когда даже Темза замерзала и покрывалась льдом), конечно же, несравнимые с такими потрясениями, как свержение монархии или ликвидация палаты лордов.

Где же он сейчас находится? Ах да, в Лондоне. Вместе с друзьями, с которыми можно встречаться, с картинами, которые можно купить, с вазами, которые он опять привез на продажу, с заметками и отчетами о последних извержениях — их Кавалер зачитает в Королевском научном обществе. Здесь он может получить аудиенцию в Виндзоре, позавтракать с родственниками и побывать в родовом имении Кэтрин в Уэльсе. Со времени последнего приезда на родине мало что изменилось. Все по-прежнему. Только астматическая болезнь жены обострилась еще больше. Друзья Кавалера, похоже, свыклись с его отсутствием. Никто не обсуждал его худощавый, загорелый, моложавый вид. Ему выражали поздравления по поводу того, что он занимает завидно высокое положение и служит в теплых, солнечных краях, где каждый мечтает побывать. А как хорошо, что местный климат благотворно сказывается на здоровье дорогой Кэтрин… Кавалер, по сути дела, стал эмигрантом, человеком, покинувшим родину. Он нужен и важен лишь из-за своего поста там, в Неаполе. Друзья упрекали Кавалера в излишней беспечности и ненужном риске. (Ими это так истолковывалось.) Ну ладно, собирай в этой сказочной стране сокровища, редкостные вещи и вези их сюда, говорили они, но зачем так рисковать жизнью, увлекаясь изучением вулкана. Помни же судьбу Плиния Старшего.

В отпуске он чувствовал себя гостем, а не хозяином, вернувшимся домой.

Через год он возвратился в Неаполь. Чарлз писал, что имение Кэтрин принесло неплохой доход и что недавно он приобрел небольшую коллекцию редких драгоценностей и древних египетских амулетов. Друг Кавалера мистер Уолпол [15] Хорас Уолпол (1717–1797) — английский писатель. сообщал, что не может совершить намеченную поездку и нанести ему визит в Неаполе. Письма из Лондона и в Лондон шли целый месяц. Каждое утро Кавалер тратил по три-четыре часа на эпистолярное творчество, а писать он мог по-английски, по-французски, по-итальянски. Приходилось составлять и депеши своим начальникам в Лондоне; в них он давал едкие характеристики основным игрокам на местной политической арене, причем самые откровенные донесения зашифровывались. Обычные житейские письма — скажем, Чарлзу, Уолполу или близкому другу Джозефу Бэнксу, президенту Королевского научного общества, — он писал обстоятельно и мог затрагивать в них самые разные вопросы: от примечательных событий при королевском дворе («политикой там почти не занимаются») до раскопок в мертвых городах. Писал о подорванном здоровье Кэтрин, о новых похождениях местной знати и иностранных дипломатов («вообще в этих местах большую часть времени посвящают запутанным любовным интрижкам»), о прелестях недавней поездки на Капри, о походе в прибрежную деревушку Амальфи («с какими великолепными, воистину изысканными, или просто любопытными достопримечательностями довелось мне там ознакомиться») и, разумеется, о вулкане («неиссякаемом кладезе зрелищ и просвещения»).

Кавалер по-прежнему был занят разнообразными делами, понимая, что праздная жизнь и ничегонеделание будут не по душе Кэтрин. Он серьезно увлекался изучением естественной истории, коллекционированием антиквариата и наблюдениями за вулканом. Сообщал в своих письмах о странном поведении вулкана, об опытах с электричеством, подтверждающих эксперименты Франклина [16] Бенджамин Франклин (1706–1790) — американский просветитель, государственный деятель, ученый, один из пионеров исследования атмосферного электричества. , о появлении среди морской живности новых видов ежей и о рыбах, которых содержал в каменном бассейне около маленького летнего домика, арендуемого в Поцилиппо, о численности кабанов и оленей, подстреленных в компании с королем, и о партии в бильярд, которую он исхитрился предусмотрительно проиграть самому монарху.

Письма порождают ответные письма. Они питаются сплетнями и сами распространяют слухи. О себе Кавалер сообщал: «Я не изменился. Жаловаться не на что. Собой я доволен. Это место не повлияло на мою натуру, я не утратил чувства превосходства над окружающими, привезенного из Англии, и не опустился до уровня туземцев. Иногда чувствуешь, будто находишься в ссылке, а иногда — словно в родном доме. Здесь все дышит сонным спокойствием. Неаполь по-прежнему прелестен, словно на картинке. Главное занятие знати — развлекать себя». Король — самый экстравагантный из всех увеселяющих самих себя, а Кавалер — самый большой эклектик из них.

Приходилось ему составлять и письма-рекомендации — музыканту, потерявшему место в оркестре; священнослужителю, добивающемуся повышения в церковной иерархии; немецким и английским художникам, привлеченным изобилием красот в городе и потому толпами стекавшимся сюда; торговцу картинами; пятнадцатилетнему тенору из Ирландии с волосами, как солома, и без пенни в кармане, но чертовски талантливому (впоследствии он станет выдающимся певцом, широко известным во всем мире). Во всех случаях Кавалер действовал как усердный бескорыстный благотворитель. Королю он достал пару щенков ирландской охотничьей породы, у несговорчивого премьер-министра правдами и неправдами сумел выпросить пятнадцать пригласительных билетов на бал-маскарад во дворце (куда билетов было практически невозможно достать) для проживающих в Неаполе англичан, разгневанных, что их обошли с приглашениями.